– Я так понимаю, что у вас весьма развитая сеть шпионов…
– Не шпионов, – мягко, но уверенно перебил меня Туменбаатар, – а верных людей. Сейчас их куда меньше, нежели раньше, и многие работают на нас за деньги, а не из верности, но это не делает их неверными, не равняет с теми, кто предал свою веру, продавшись лжепророку и забыв Отца-Небо.
– Верных людей, – предпочел я не обращать внимания на явную грубость. – И эти верные люди подбирались, наверное, к караван-сараю, где держат странных участников будущих игр.
– Подбирались, – не стал отрицать мой собеседник, – но его стерегут люди с черными телами и черными душами. Всех, кто пытался проникнуть в тот караван-сарай, прикончили, а головы их выставили на пиках в назидание остальным.
Что ж, кто-то весьма серьезно относится к сохранению тайны этих бойцов, что наводило меня на неприятные мысли. Однако их я решил оставить при себе.
– Я больше не буду задерживать тебя, Туменбаатар, – произнес я, вставая. – Остались ли у тебя еще дела в этом доме?
– Осталось одно, наставник внука Тенгри, – также поднявшись на ноги, поклонился мне Туменбаатар. – Я желал бы поговорить с нашим повелителем наедине, если эта просьба не оскорбит тебя.
– Не оскорбит, – покачал головой я. – Мы с командой оставим дом в вашем полном распоряжении. Скажу сразу, что спрошу у Дорчжи, о чем вы говорили, но выпытывать не стану. Мне довольно будет и того ответа, который он мне даст.
Я сделал знак команде, и мои бойцы вышли вслед за мной из дома. Людям Туменбаатара не понадобилось даже этого. Они отлично осознавали, что нужно их господину, хотя вряд ли поняли хоть слово из нашей беседы.
Простояли мы на улице достаточно долго, почти до полуночи, наверное. Воин и местный в грязном халате молчали и нарочито не глядели в нашу сторону. Мы же коротко обсудили услышанное от Туменбаатара.
– Если оправдаются худшие мои подозрения, то нам придется весьма туго на этих играх. Армас, готовь к бою дискомет, в этот раз ты выйдешь на бой с ним.
– Это оружие ведь запрещено? – удивился Армас настолько, что даже заговорил с заметным акцентом.
– В Европе – да, а здесь нет ничего запрещенного, – ответил я. – И раз уж: против нас применяют нечестную игру заранее, то я должен быть готов к ответным шагам. Конечно, если нашим врагом на арене окажется британская команда, это может несколько ухудшить положение. Однако нас все равно считают жестокими варварами, и если уж не гуннами, то их потомками точно. Это пойдет даже на пользу нашей репутации, да и если игры получатся кровавыми и жестокими, мы скорее завоюем расположение Музаффара для нашей миссии.
– Граф Игнатьев тоже не равнодушен к крови, особенно британской, – ухмыльнулся, подкрутив ус, Корень.
Но что-то мне подсказывало, что после визита Флэшмена к Сохрэбу драться мы будем вовсе не с британской командой, какими бы ни были на этот счет планы эмира.
Луна уже поднялась высоко и по небу рассыпались звезды, когда Туменбаатар вышел наконец из нашего дома. Давно уже стало достаточно зябко, мы поглядывали на спокойно стоящих местных, которым, казалось, ни жара, ни холод нипочем, а потому и сами старались не ежиться. Однако ближе к полуночи держать лицо таким образом оказалось весьма непросто.
– Я прошу простить меня за то, что заставил вас стоять на улице, – отвесил мне очередной церемонный поклон Туменбаатар. – И напоследок хотел бы предупредить о том, что тот же бритец, что ходил ночью к Сохрэбу, сговаривается о чем-то с волками.
Час от часу не легче!
Меня продрал такой озноб, что я не удержался-таки и поежился, нервно поведя плечами. Корень при этих словах оскалился, будто сам был волком.
– Но вряд ли это имеет отношение к вам, – добавил Туменбаатар, – иначе я сразу сказал бы об этом. Он пытается сговориться с ними с самого первого дня, а тогда по Бухаре ходили упорные слухи о гибели русской миссии в Черных песках.
Мне после этого осталось лишь проводить взглядом удаляющиеся спины.
Что ни говори, а мы были рады вернуться в тепло дома. Тут же подкинули несколько небольших полешек в печку, чтобы добавить еще тепла и выгнать ночной холод из тел. Корень занялся приготовлением чая, благо все нужное для этого у нас имелось.
– И о чем же вы беседовали с Туменбаатаром так долго? – спросил я у Дорчжи.
– Да много о чем, – пожал тот плечами, – а можно сказать, что и ни о чем. Ни о чем конкретном точно. Но знаешь, командир, ты прости меня, но я должен уйти. После игр, конечно, если жив останусь. Это мой народ, и здесь мой дом. Мама говорила мне, когда надевала пайцзу, что я должен найти своих или они найдут меня. А когда это произойдет, то я должен быть с ними, сколько бы добра ни увидел от русских.
