– Мне это известно. – Миссис Стеффенз становится холоднее. – Виновных девочек накажут. Керри совершенно не сопротивлялась, – вот о чем я хотела поговорить. Выполняла все, что от нее требовали, и даже не протестовала. Когда две недели назад ее ударил Джемс Лебланк, – вам звонили по этому поводу, – Керри не дала сдачи. Просто стояла – и терпела бы и дальше, если бы не вмешалась работница столовой.
Я говорю:
– А что там насчет состояния?
– То есть?
– Вы сказали, девочки смеялись над состоянием белья. В чем дело-то?
Вид у миссис Стеффенз такой, будто она сморозила лишнего… хотя, так и есть. Она молчит.
– Ладно, неважно.
Трусики у Керри и впрямь старые. Ей бы новое бельишко, но пришлось сначала купить туфли Софи, потому что туфли же видно, а трусики нет. Ну, обычно.
– А от меня вы чего хотите?
– Две вещи. – Миссис Стеффенз куда тверже, чем кажется. – Во-первых, поговорите с Софи: нельзя допускать в школе насилия. Во-вторых, обдумайте возможность показать Керри специалисту – по поводу ее пассивности, которая, по-видимому, выходит за рамки нормы. Наш школьный психолог доктор Паркер…
– Нет. – Я поднимаюсь. – Керри лечить не нужно. Я сама с этим разберусь.
– Но…
– Спасибо, что рассказали. – И я выхожу, шагаю мимо ряда разрисованных тыкв, которые скалятся на меня как черти.
Когда было извержение вулкана, я ходила с Керри на третьем месяце. Переживала самые тяжелые в моей жизни времена. Джим как раз пропал и адреса не оставил, – и адвокаты не смогли выбить для меня алименты. Джима так и не отыскали. А папаша Софи сидел в тюрьме – он и теперь там, так что и отсюда никакой помощи.
Паршиво я разбираюсь в мужиках. После рождения Керри держусь от них подальше. Так спокойней.
Я бы и внимания не обратила на извержение, если бы все о нем не говорили. Кругом был этот вулкан – сначала в новостях, потом в воздухе. Он хоть и извергался где-то в Индонезии, и там от него погибло не знаю сколько народу, но пепел полетел по всему миру. Мне на работе кто-то объяснил, почему закаты и рассветы стали такие красивые – красно-оранжевые, словно небо огнем горит.
Я забираю Софи после уроков и Керри – после продленки. Керри ласково улыбается. Были бы обе такие – и никаких тогда проблем. Но нет, другая-то – Софи.
– Керри, – говорю я, ведя машину, которая, как обычно, вся дребезжит на ходу. – Правда, что старшие девочки отобрали у тебя трусики?
– Да-а…
– А почему ты мне не рассказала?!
– Тебя там не было, ты была на работе.
Рассуждает, как пятилетняя. Хотя ей едва-едва пять и исполнилось, она в классе самая младшая. Может, и стоило придержать ее дома и пойти со следующего года, но мне дешевле платить за продленку.
– А почему ты не сопротивлялась?
Керри смотрит на меня, и мордашка у нее морщится. Я вздыхаю. С Софи, как ни странно, разговаривать проще.
– Я этих сволочей уделала! – сообщает Софи уже дома.
– Язык! – обрываю я. – Нельзя говорить такие слова!
– А ты – говоришь! – Она поворачивается ко мне – руки в боки, губы выпячены.
Софи с самого рождения была злюка. И видно, что вырастет красоткой; когда станет постарше, хлопот у меня будет по горло. Не дам я ей загубить свою жизнь в шестнадцать, как я. Скорей сама ее прибью.
– Я защищала сестренку!
– Знаю, но…
– Ты мне сама сказала ее защищать! Так защищать или нет?
– Я тебе велела больше не драться! Господи, Софи, ты хочешь, чтобы тебя исключили или что? Мы сюда только ради школы переехали; ты это знаешь, и все равно идешь и…
– Никуда я не иду и ничего я не делаю!
