– А если кто посерьезней будет?
– Да ну. – Я приподнял пару сапог, стоявших у стены, размер был явно детский.
Толикам кивнул и вышел. Мед, зараза голубопечатная, забрал с собой.
Как только я остался один, сразу появилось ощущение взгляда. Довольно нехорошее ощущение. Попахивало мистикой. Причем меня, как и любого нормального человека, пугало все необъяснимое. Конечно, поджилки не тряслись и паники не было, но неприятно. У одной земляной стены ямы были расперты между потолком и полом три жердины с сучками, на которых висели вещи. Грамотно сделано. Вещи не касаются почвы и соответственно не напитываются влагой. Я подошел, потрогал плащ или что-то на него похожее. Пальцы прикоснулись к кому-то под плащом… Я отпрянул. Однозначно кто-то живой. Не могу объяснить как, но прикосновение, пусть даже через ткань, к живому существу определяется на подсознательном уровне. Может, не знаю, алгоритм определения, какой-то в голове забит. Отойдя на пару метров, я присел на корточки и заглянул под плащ. Нога ребенка, обутая в мягкий кожаный сапог-чулок, стояла на сучке.
– Выходи.
Ноль эмоций.
– Выходи, я твою ногу вижу!
Плащ колыхнулся, и вниз опустилась сначала одна нога, затем вторая. Немного погодя из-под плаща вышел и сам обладатель ног – щупленький, белобрысый, со слегка растрепанными волосами парень. Одежда простая – деревенская серая рубаха и такие же штаны. С виду зим десять, ну или лет, тут говорили как кому удобно.
– Ты кто?
Парень, опустив голову, молчал.
– Ну хоть как зовут-то?
Не очень разговорчивый малец. Я вышел из ямы и свистнул, парни не должны были далеко уйти. В ответ услышал свист Толикама. Минут через пять показался и он сам вместе с Ларком.
– Что будоражишь?
– Нашел. Он в яме спрятался.
– Там вроде негде.
– В вещах.
Толикам повернулся в сторону, откуда они пришли, и залихватски, причем довольно художественно свистнул.
– Пойдем смотреть. Ты, Ларк, наших подожди.
Когда мы спустились, мальчонка стоял на том же месте. Попытки Толикама переговорить с пацаном закончились ровно с тем же результатом, что и мои. Аналогично и Чустам с Клопом, когда появились, не получили сколько-либо значащего ответа.
– Ты, парень, не бойся, – Чустам присел перед мальчуганом на корточки, – мы тебе ничего плохого не сделаем.
Корм приподнял за подбородок голову парня. Тот от прикосновения вздрогнул.
– Может, он глухой? – предположил Толикам.
– А может, выпороть его розгами? – спросил Клоп. – Не, не глухой. Ишь как зыркнул. И по-имперски понимает.
– Может, немой?
– Да пороть начнем и узнаем.
– Чего ты затеял, – заступился я, – пороть, пороть. Не видишь, он и так нас боится.
– Ну а ты что предлагаешь? – спросил корм. – Говорить не хочет, так тоже оставить ни то ни се.
– Что, не видишь, он тоже прячется. Сосед, так сказать. – Я, пока мы переговаривались, прошелся по яме. В мешочках, подвешенных к потолку, было небольшое количество круп и в одном полуредька-полусвекла. На полке соль и какие-то травы в баночках. – Давайте-ка пока его к себе заберем и хоть рыбой накормим. Тут он, я смотрю, не особо избалован. Там и разберемся.
– Давай, – согласился корм. – Пошли.
Чустам взял паренька за руку и потянул.
– Не надо, – пропищал тот.
– О, уже и говорить может. Как зовут-то?
Парень вновь насупился. Я, подойдя к ним, присел на корточки:
– Ты пойми нас. Мы тут прячемся, ты, похоже, тоже. Прячешься ведь?
Парень кивнул.
