Весь Чигирин дивился, глядя на эту пару. Перешептывался, осуждал, втайне завидовал… «Старик взял молодуху, живет с нею во грехе! А ведь году не прошло, как законную жену схоронил… Тьфу!» Богдану не было дела до людских пересудов. Елене – тоже. Они были счастливы. Скромный хутор Суботов, доставшийся пану сотнику, бывшему писарю Войска Запорожского, от покойного отца, казался им роскошным дворцом.
Или она только притворялась?! Может быть, природа все-таки взяла свое? Ведь Елена по возрасту годилась ему в дочери, а проклятый Чаплинский был всего несколькими годами ее старше. Великая сила – молодость… Наверняка задурил голову, пообещав настоящий дворец взамен Суботова! Что, мол, может дать такой пышной красавице этот немолодой пан сотник, неужто ей гробить свою красоту и молодость в этом захолустье?! Одно лишь слово моей крулевны – все брошу к ее ногам, осыплю золотом и диамантами, будет у нее и палац в Варшаве, и маетки, и самые роскошные платья, и золоченые кареты с чистокровными лошадьми… А женщине много ли надо? Бабье сердце – словно воск, от тепла растает, лепи что хочешь… Сама небось и подговорила сделать набег на хутор, увезти будто бы силой…
Или все-таки зря он ее подозревает? Может, не поддавалась Елена на чары Чаплинского, глуха была к его уговорам? И он, обезумев от ревности и зависти, задумал пустить счастливого соперника по миру, отобрав у него хутор, а заодно и ударить в самое больное место, увезя любовницу? В надежде, что пленница потоскует, поплачет, а потом смирится и забудет Богдана?
Хмельницкий застонал, стиснув кулаки.
Кто знает, может, и забыла… Может, в эту самую минуту нежатся они на мягком ложе, и Елена ласково шепчет на ухо пану Данилу: «Ах, нет меня счастливее!»
Усилием воли гетман прогнал эту картину, сводящую его с ума. Не время сейчас… ох, не время. Всему свой срок. Еще пожалеет пан Чаплинский, что не усидел смирно посреди дремучих чащоб да тихих озер Литвы, явился в их края, сделавшись подстаростою Чигиринским… Горько пожалеет! Самую лютую казнь ему, собачьему сыну, придумаю!
А Елена… Как поступить с ней?!
Там видно будет…
Иван Выговский старательно выводил буквы, предельно сосредоточившись, чтобы невзначай не сделать описки в титуле московитского государя. Он знал, что там даже одну лишнюю или пропущенную букву воспримут как тяжкую обиду! Для московитов царь – не просто помазанник Божий, а чуть ли не земное его воплощение. Крепко блюдут византийские традиции, ничего не скажешь… Вроде и единоверцы, и на сходном языке говорят, а какие же разные! Буквально во всем. Царю своему в ноги кланяются, словно Господу, женщин держат взаперти в теремах, до мужских обществ не допускают…
Неужели пан гетман и впрямь захотел в услужение московитам податься? Конечно, выгода в том есть, и немалая. Веру притеснять никто не станет, защиту от магнатов дадут… Но ведь и убытки будут великие! С прежней вольницей придется распрощаться на веки вечные. О набегах на басурман в Крыму или в самой Туретчине без царского дозволения нечего и думать… Примет ли Войско Запорожское, испокон веку живущее войной, такие порядки? Не взбунтуется ли?
Писарь тяжело вздохнул, постаравшись выбросить тягостные мысли из головы. Прав пан гетман – не его ума это дело! Пока еще, во всяком случае…
Благодаря моему помощнику я быстро научился распознавать разные типы сабель. О практических занятиях речь пока не шла, так что пришлось ограничиться теорией.
К своему немалому удивлению, я обнаружил, что в деле вооружения царила полная анархия. О каких-либо стандартах, единообразии речь даже не шла. Во всяком случае, если дело касалось шляхты. Каждый пан вооружался чем Бог пошлет… точнее, тем, что было ему привычнее и удобнее.
– Проше пана, различие заключается во многом, – объяснял Пшекшивильский-Подопригорский. – Длина и форма клинка, его вес и изгиб, также конструкция рукоятей и гард… Вот, к примеру, его княжья мосьц предпочитает «карабелу». Да и я тоже, что пан Анджей, без сомнения, давно заметил! – Тадеуш улыбнулся. – Чем она хороша? А вот пусть пан сам попробует и скажет!
И улан, вынув саблю из ножен, с почтительным поклоном протянул ее мне.
Я принял оружие, отвесив ответный поклон, хоть и более сдержанный (как-никак, начальник!). Внимательно оглядел саблю, крепко сцепил пальцы на рукоятке, проверил баланс… Вроде ничего особенного… стоп! Рукоять довольно толстая, массивная, завершается столь же массивной загогулиной, похожей на орлиную голову. На нее сразу оперся низ ладони… центр тяжести совсем недалеко от гарды… а если так?
Я попробовал крутануть «восьмерку» – разу-меется, с предельной осторожностью, чтобы не поранить ни себя, ни лошадь. Со стороны, наверное, выглядело нелепо… И, несмотря на всю неопытность в этом деле, почувствовал: то что надо! Даже когда «работала» одна кисть, мне почти не пришлось прилагать усилий. А благодаря упору – той самой орлиной голове – сабля сидела в
