котища. Тот прикрыл глаза и довольно урчит. Со стороны бани идет молодая симпатичная женщина. Одета в простенькое серое платье до пят. На голове легкая косынка, под которую убраны ярко-рыжие пряди. Заметно выпирающий животик говорит о скором пополнении семейства. В руках у женщины глиняный кувшин с широким горлом, наполненный до краев молоком. По пятам за ней следует коза. Черной лентой меж ног козы шуршит в траве здоровенный уж.
– Мама, мама, – бегут к женщине близнецы, – а когда мы будем кашу кушать?
– Нешто проголодались? – удивленно спрашивает та, останавливаясь. – Завтракали же недавно. Ну да я вам сейчас молочка налью и пирожков вынесу.
– Не-ет, мам, ты не понимаешь, – в один голос кричат мальчишки. – Мы хотим верхом на Маркуле кататься! А папа говорит, что мы мало каши ели!
Женщина переводит вопросительный взгляд на мужчину. Тот простодушно улыбается…
Звуки смолкают, изображение удаляется, сфера сжимается до размеров мыльного пузыря и исчезает в ладонях архангела.
– Ишь, плодовитый какой! – крутит головой Громовержец. – Однако все одно негоже, чтобы грешную душу, не очистив, в такие райские условия помещали.
– Кхм, извиняюсь, Громовержец, – подал-таки голос и Гавриил, – в этих райских условиях убивают даже бессмертных.
– Не перечь мне! – оглушил громовым раскатом Илья. – Сказано – негоже! Душу изъять – и в чистилище!
– Илюшенка! – всплеснула руками Мара. – Пошто семью без кормильца оставляешь?
– Н-да, – почесал затылок Илья, – то я не помысливши… Задурили вы мне голову своими инсинуациями, вот и не ведаю, что реку. Семью без кормильца оставлять негоже. Тогда так. Возверните душу обратно в тот мир, откуда она поступила. Ежели опять жизненный путь во грехе пройдет, тогда заново в чистилище, и самолично проследите, чтобы не сбежала на этот раз!
– Дык семья-то все одно без кормильца останется, – не поняла логики Громовержца Мара.
– Я все сказал, – безапелляционно заявил Илья и вернулся к ревизии списков душ.
– Пойдем, Мариночка, – придержал архангел за локоть ринувшуюся было за грозным ревизором женщину. – Не гневи Громовержца.
– Как же быть, Гаврик? – растерянно обратилась к спутнику Мара, когда они вышли из канцелярии чистилища.
– Придется подчиниться, – пожал тот плечами.
– А что, если… – Мара задумчиво прищурила красивые глаза.
– Чего это ты опять задумала? – с подозрением покосился на нее Гавриил.
– А что, если снять с души Кощея отпечаток?
– Как это так?
– Так же, как я множу морфейчиков. Они у меня аки человеки размножаться не способны. Вот я при надобности беру одного, снимаю эфирный отпечаток и получаю аналогичного второго.
– То-то они у тебя одинаковые все, аки китайцы.
– Аки кто?
– Есть такие люди-человеки, все на одно лицо. А не приложила ли ты ручонки к их множенью, Мариночка, а? То-то они множатся не по-человечески быстро!
– Ой, не греши наветами, Гаврик. Я и слыхивать-то о таких человеках не слыхивала. А токмо ежели с Кощея отпечаток снять, мы и семью благостную сохраним, и волю Громовержца исполним.
– Что-то не разумею я твоих помыслов, – нахмурил брови архангел. – Поясни-ка мне, недалекому, подробнее, Мариночка.
– Чего же тут непонятного, Гаврик? Сняв эфирный отпечаток с Кощея, мы получим второго его. Одного оставляем при Яге с детишками, второго отправляем в его прежний мир, как повелел Илюша.
– Сие обман, получается, – продолжает хмуриться Гавриил.
– В чем же обман-то? Ну вот давай, сотвори отпечаток души Кощея. Сотворил? Ну и что ты скажешь? Разве это не Кощей?
– Кощей получился, – изучая собственное творение, потер щетинистый подбородок архангел.
– Вот и отправляй его в тот мир.
– Отправляю ужо. Там как раз сию минуту младенец народился.
– Вот и славно.
– Погоди, Мариночка, – продолжает теребить подбородок Гавриил, – это что же получается? Отправив мятежную душу в прежний мир, мы волю Громовержца исполнили.
