нуждаюсь в нем самом…
А когда и на третий день Лаар вновь отвернулся от меня в постели, я не выдержала. Сама приблизилась к нему, мягко погладила по напряженной спине. А затем и вовсе коснулась губами позвоночника, ожидая, что хотя бы это расшевелит его, что он, как прежде, схватит в охапку и прижмет всем весом к постели. Поцелует, как прежде, — жадно и властно.
Полночная звезда, как же я этого хотела! Но…
Лаар повернулся, осторожно перехватил мои руки, не давая касаться себя.
— Давай поспим?
В голосе его были лишь мягкость и тепло, но мне захотелось разрыдаться.
Всего два слова. Совершенно нейтральных и, по сути, ничего не значащих. Но для меня болезненных, словно удар под дых.
— Я больше не нравлюсь тебе? — попыталась спросить ровно, но голос все равно дрогнул.
— О боги, Катара, конечно, нравишься! — ответил без единого колебания и тяжело выдохнул. — И не думай, что я не хочу. Просто… так надо. Поверь мне. — Муж невесомо провел ладонью по моей щеке.
Почему так надо, я не понимала. Но Лаар просил поверить — и мне не оставалось ничего иного.
Пережитый страх не давал покоя. Раан-хар вновь и вновь прогонял в мыслях тот момент, то ощущение, когда думал, что уже потерял ее. И понимал, что ничего страшнее в его жизни не было.
Лаара трясло от одной только мысли, что однажды это может оказаться реальностью. Эта мысль сводила с ума, душила, не давая вздохнуть спокойно.
А непонимание, кто подстроил всю эту ситуацию с цветами мако, бесило до красных кругов перед глазами. Лаар должен был знать, должен был выяснить это во что бы то ни стало!
И неважно, была ли это лишь неудачная шутка или чей-то злой умысел, найти виновного стало для раан-хара делом принципа.
Допрос слуг ничего не дал, вышколенные стражи растерянно мотали головами, и у Лаара оставался единственный шанс узнать правду — отправиться к тем, кто ненавидел его всей душой.
Лаар никогда не бывал в женской части резиденции. Это место было недоступно для раан-хара по многим причинам. Но сейчас он должен был перебороть себя, потому что не мог доверить это дело никому другому. Ему требовалось убедиться во всем лично. Ведь если одна из отвергнутых жен вздумала навредить Катаре, то… он даже не представлял, что с ней сделает…
Лаар повязал на лицо маску, пропитанную едкой уксусной кислотой, но даже сквозь нее ощущал тошнотворный запах болезни. У него кружилась голова, все плыло перед глазами, не давая сосредоточиться. Раан-хару стоило немалых усилий не выдать своего состояния и задать один-единственный вопрос каждой из десяти оставленных жен.
Несмотря на всю внешнюю грубость и отстраненность, он помнил каждую. Знал их по именам, помнил их запах еще до того, как тела поразила болезнь, мог узнать по голосу и по движениям, накрепко въевшимся в память.
Воспоминания, тяжелые и муторные, накатывали волнами. Сотни, тысячи мгновений, которые он был не в силах забыть. Сейчас они обрушились лавиной и доставляли не меньшие муки, чем окружавший раан-хара запах.
А то, как они смотрели на него, пробуждало внутри болезненное чувство вины. Такое сильное, что Лаар ненавидел себя. За то, что сделал с ними, за свою беспомощность, за сам факт своего существования.
А стоило лишь подумать, что Катара однажды будет смотреть на него так же, как нутро рвало на части. Переворачивало мир с ног на голову, сместив все привычные роли и шаблоны. Всколыхнув совершенно новые, неведомые раньше чувства и эмоции.
Раан-хару это не нравилось. И он в десятый раз жалел, что вообще вздумал прийти сюда.
И что самое паршивое — Лаар так и не получил ответа на свой вопрос. Ни одна из женщин не созналась в своей причастности, а искреннее недоумение на их лицах не оставляло сомнений — они и слыхом не слыхивали про свойство цветов мако.
Из женской части Лаар уходил шатаясь. И порадовался, что рядом нет никого, кроме его старого поверенного Азира, что служил еще при отце. Лаар не любил выглядеть беспомощным, особенно перед теми, кто должен был ему подчиняться.
Стоило выйти в дворцовую часть сада, как Лаара вывернуло.
Проклятье! А ведь он нарочно ничего не ел перед своим визитом к женам! И все равно не удалось усмирить разбушевавшийся желудок.
