Я не разбирал слов – только бессмысленные звуки. Попробовал сконцентрироваться.
– Вам больно? – Он склонился надо мной. Бледное круглое лицо, густая узкая бородка. Кожа – вулканический ландшафт в шрамах от угрей.
– Нормально, – отозвался я.
– Как вам кажется, встать сможете?
– Все нормально. Ничего не болит.
– Сколько вам лет?
Я задумался. Не мог вспомнить.
– Двадцать восемь. Или двадцать девять.
– Вас контузило.
– Нет, я в норме, – повторил я. – Ничего не болит.
Я попробовал сесть, но меня удержали.
– Нет, не в норме.
– Где мой друг?
– Кто?
– Я в норме, – сказал я ему. И огляделся. Горящий склад. Я пытался вспомнить. Случилось что-то ужасное.
– Двадцать восемь или двадцать девять, – сказал я.
Потом запомнилась машина скорой помощи.
Над головой свисали со стены стетоскопы.
Орала сирена, я сто раз слышал ее вой, но впервые – изнутри.
Я лежал на спине, смотрел в потолок, чувствовал движение машины в пространстве. На поворотах стетоскопы отклонялись от стены, словно менялся вектор гравитации – серебряные монетки на концах черных трубочек. Они раскачивались над моим лицом при каждом повороте – медленный танец стетоскопов. Феномен. Я его наблюдал.
На третьем повороте покачнулся и фельдшер, чуть не упал.
– Эй, – крикнул он водителю, – потише! Он никуда не спешит.
– Я в норме, – сказал я ему.
Так или иначе, это происходило.
Или уже произошло. Или должно было произойти. Звук сирены, скомканные, разрозненные воспоминания. Машина Сатвика на стоянке. Пожар.
Стетоскопы. Я их ясно видел, они раскачивались в такт.
Я попробовал сесть.
– Очнулись? – Лицо фельдшера было круглым, бледным, все в кратерах. Чужая луна. Фобос. Деймос.
Луна заговорила:
– Расслабьтесь, мы подъезжаем.
– Куда?
– К больнице.
– Сатвик тоже?
– Кто?
– Сатвик.
Стетоскопы снова качнулись надо мной, как длинная рука, упершаяся в борт машины.
– Не знаю, о ком вы говорите, – сказала луна.
Сон.
Мать в бело-голубом халате.
– Каждый скачок в размере мозга соотносится с колебаниями магнитного поля Земли. – Она говорит воодушевленно, спеша выложить все до конца. – Полюса смещаются, сейчас горячая точка – Южная Америка.
Звук текущей воды с кухни. Звон кастрюль и сковородок – сестра пытается навести порядок в хаосе. В окно льется свет. В доме беспорядок – нас не было несколько недель. На столе груда флаконов с лекарствами.
– Все не так, – говорю я ей. Моей разносторонне образованной матери. – Ты сама знаешь. Должна знать.
– А если я права и прямое питание митохондрий удлинит срок жизни хотя бы на пятьдесят процентов, каковы будут последствия
