в кусок жареного человеческого мяса? Или сильными ожогами, что вынудят меня пойти на новый уговор с Ризандом? Бормоча ругательства, я приналегла на щетку. Ее грубые щетинки скрипели в попытке навести чистоту на мраморных плитах, но позади оставались коричневые разводы. Увидев их, я зарычала не хуже фэйри и окунула щетку в ведро. Мое усердие дало обратный результат: грязные водяные брызги заляпали то, что я успела вымыть.
Вскоре я убедилась, что уже не столько мою, сколько пачкаю пол. Коричневый налет становился все гуще. Тяжело дыша, я швырнула щетку на пол и спрятала лицо в мокрых ладонях. Но в следующий миг отдернула левую руку, осознав, что татуированный глаз прижат к моей щеке.
Я прекратила бессмысленную уборку и глубоко задышала, пытаясь успокоиться и придумать более разумный способ. А ведь такие способы наверняка существовали – из тех, что называют бабушкиными секретами. Вот только своих бабушек я никогда не видела. Неужели меня привяжут к вертелу и поджарят, как поросенка?
Подняв щетку, я снова принялась скрести пол, пока от боли и напряжения не задрожали руки. Казалось, кто-то нарочно добавляет грязи по всему полу. Когда меня сюда привели, пол был значительно чище, я же делала его только грязнее. Перед глазами встала жуткая картина: меня крутят на вертеле, а я кричу во все горло и умоляю пощадить. Потом вспомнились красные полосы на мертвом теле Клеры. От какого пыточного орудия они появились? Щетка выпала из трясущихся рук. Я одолела громадного червя, но мытье пола стало для меня невыполнимой задачей.
Неподалеку приоткрылась дверь. Я вскочила на ноги. Из двери высунулась рыжеволосая голова, и я облегченно вздохнула. Ласэн!
Но это оказался не Ласэн, а женщина, и без маски.
Она выглядела несколько старше Амаранты, однако ее белая, почти фарфоровая, кожа умело подцвечивалась румянами. Если меня не убедили рыжие волосы, то красно-коричневые глаза безошибочно подсказали, кто передо мною.
Я поклонилась жене верховного правителя Дома осени. В ответ она слегка кивнула. Наверное, по их меркам это уже считалось особой честью.
– За то, что ты назвала свое имя и спасла жизнь моему сыну, – сказала она.
Ее голос был приятным. Если у звуков есть вкус, этот напоминал вкус яблок, разогретых солнцем. Наверное, в день объявления Амарантой своей загадки мать Ласэна находилась в толпе придворных.
– Мой долг выплачен, – добавила она, махнув длинной, худощавой рукой в сторону ведра.
Прежде чем мать Ласэна закрыла дверь, я услышала потрескивание пламени в очаге. Из ее комнаты пахло жареными каштанами.
Я не сразу поняла, что мать Ласэна мне помогла. Равно как и не сразу осознала, что прячу левую руку за спиной.
Я склонилась над ведром и погрузила в него пальцы. С них мгновенно сошла вся грязь. Не веря глазам, я плеснула немного воды на пол. Коричневые разводы пропали. Мраморные плитки блестели чистотой.
К большому неудовольствию караульных, их невыполнимое задание я выполнила. Но на следующий день они, ехидно улыбаясь, втолкнули меня в громадное помещение. Несколько свечей едва разгоняли сумрак. Одну стену почти целиком занимал громадный очаг.
– Служанка просыпала чечевицу в золу, – сообщил караульный, обещавший поджарить меня на вертеле, и протянул мне деревянное ведерко. – Изволь отыскать все чечевичины и очисти их от золы. Если не управишься к возвращению жильца, он с тебя шкуру спустит.
Хлопнула дверь. Щелкнул замок. Я осталась одна.
Рыться в золе, вытаскивая чечевицу, – занятие дурацкое, тяжелое и…
Я подошла к холодному очагу и замерла.
Мне не справиться.
Я огляделась по сторонам. Окон в каменной комнате не было. Дополнительных дверей – тоже. В центре стояла огромная, аккуратно застеленная кровать. Простыни были шелковые и почему-то черные. Мебели – совсем немного. Я не увидела ни брошенной одежды, ни оставленных книг, не говоря уже об оружии. Такое ощущение, что хозяин комнаты вообще никогда не спал на этой кровати. Я опустилась на колени перед очагом и успокоила дыхание.
У меня всегда было острое зрение. Я напомнила себе, как высматривала кроликов, прячущихся в подлеске. И не только кроликов. Неужели так уж сложно найти рассыпанную в золе чечевицу? Вздыхая, я подползла к очагу и принялась за работу.
Самоуверенность опять меня подвела.
Прошло два часа. Я это знала, поскольку на мраморной полке тикали бронзовые часы. Зола разъедала глаза. Всякий раз, когда я
