Жертвоприношение

– Умный понимает с полуслова, мистер. Я вырос здесь. В Уитуэлле, если быть точным. На вашем месте я бы поостерегся этого дома. Когда мой кузен говорил, что здесь обитают привидения, это были не пустые слова.

– Думаете, Бурый Дженкин существует на самом деле?

– О… Не знаю насчет Бурого Дженкина. Но за эти годы с Фортифут-хаусом было связано столько необъяснимых инцидентов, что-то здесь точно должно быть не в порядке. Нет дыма без огня, если вы понимаете, о чем я.

– Что ж… – сказал я. – Спасибо за предупреждение.

В этот момент к нам подбежал констебль Джонс.

– Это был всего лишь несчастный случай, – сказал Миллер. – Очень неприятный несчастный случай, да. И очень необычный. Но это несчастный случай, не более того.

Он вытащил визитку и протянул мне:

– Можете звонить, если я вам понадоблюсь. На этой неделе я в дневную смену, на следующей – в ночную.

– Только что пришло сообщение из больницы, сержант, – выдохнул констебль Джонс. – Мистер Мартин скончался.

Сержант Миллер надел очки.

– Понятно. Очень жаль. Ушел еще один из старожилов.

– Хотите, чтобы я поговорил с миссис Мартин? – я чувствовал себя ужасно виноватым, что пустил Гарри на чердак.

– Нет, предоставьте это нам, – ответил Миллер. – Мы пошлем женщину-констебля. Они хорошо справляются с такого рода делами. Чай и сочувствие.

– Ладно. Я тогда…

– Будет расследование, – прервал меня на полуслове Миллер. – Вам, видимо, придется давать показания. Мы сообщим вам, когда вы понадобитесь.

– Ладно, – согласился я, угрюмо провожая их взглядом.

Когда они ушли, из дома появилась Лиз, неся две банки прохладного пива. На ней была черная футболка с глубоким вырезом и черные велосипедные шорты, голову она повязала белым шарфом. Мы сели рядышком на низкую садовую ограду и стали пить пиво.

– Гарри умер, – наконец произнес я.

– Да. Детектив уже сказал мне. Поверить не могу.

– Сержант Миллер считает, что это несчастный случай.

Лиз нахмурилась.

– Правда? Он постоянно повторял, что это несчастный случай.

– Наверное, не хочет особо распространяться, поэтому и говорит так. Если он попытается рассказать кому-нибудь из своих коллег, что на чердаке творится что-то несусветное, его примут за сумасшедшего.

– Что он собирается делать дальше? И что мы будем делать? Мы же не сможем жить в доме с каким-то монстром на чердаке?

Я оглянулся на высокую черепичную крышу Фортифут-хауса. Хотя лужайки были залиты ярким солнечным светом, на крышу падала тень проплывавшего мимо облака. Поэтому здание выглядело неприветливо и зловеще. Как будто оно цепко вобрало в себя все зло, которое смогло притянуть. Я мог поклясться, что видел бледное овальное лицо, глядящее на нас из окна последнего этажа. Но знал, что если подойду к дому или сменю точку обзора, то окажется, что это всего лишь зеркало, или блик на оконном стекле, или рисунок обоев в комнате.

Больше всего меня беспокоила форма крыши. Она представляла собой весьма своеобразную геометрическую конструкцию, пренебрегавшую всеми законами перспективы. Западный скат, находившийся дальше от нас, казался выше, чем восточный, который был к нам ближе. Когда вновь выглянуло солнце и осветило южную сторону крыши, вид ее полностью изменился. Юго-восточный водосточный желоб выглядел так, будто был выгнут наружу, а не внутрь, словно вся крыша была сконструирована по принципу шарнирной раскладушки, и ее форму можно менять по желанию.

От этого зрелища меня затошнило. Тяжелое ощущение, вызывающее головную боль, как после долгого кружения на ярмарочной карусели.

– Ты в порядке? – спросила Лиз. – У тебя лицо посерело.

– Я в порядке. Думаю, это от шока.

– Может, тебе нужно немного полежать?

– Я в порядке. Ради бога, не стоит волноваться по пустякам.