Хорошо, побыть с ней он может, тем более что нужно бы осмотреть ее ладони, но ведь не коротать же ночь в ее квартире? Тесно, нужных медикаментов скорее всего нет. Тогда где? В отеле? Дурь. Друзей на тринадцатом нет, никто не приютит в гостевой спальне, да и не дело это.
Дэлл откинулся на спинку кресла и взглянул на девушку. В голову пришла странная идея: а что, если смотаться домой на четырнадцатый? Через портал гостей возить разрешено, конечно, не всем, а только членам спецотряда, и только подозреваемых или виновных, но в ближайшие часы никто не будет разбираться, является ли «гость» виновным. У Комиссии хватает дел, а Дэллу доверяют. Привез – дело твое, главное не попадись, а утром она уже будет в Соларе.
Он просчитал риски: в худшем случае состоится еще один разговор с Дрейком, но наказания не последует. Шеф – человек строгий, но на такие вещи глаза закрывает.
– Два вопроса, Меган.
Она вздрогнула. В небе снова громыхнуло.
– Первый: ты ешь тосты с сыром? У меня холодильник пустой…
– Что?
Серо-зеленые глаза растерянно моргнули.
– Ешь или нет?
– Ем.
– И второй: я предупреждал тебя, что я плохой парень?
Она смотрела настороженно, пытливо.
– Меня ждут сюрпризы?
– Боюсь, что да.
Горечь провала, боль в израненном теле, опустошенность, упрек в глазах сидящего рядом человека – этот вечер смешал в себе все то, что заставляет время зваться «неудачным». Однако было кое-что еще: за обугливающим дыханием внешней злости проглядывалась забота. Дэлл волновался. Именно волнение и тревога спровоцировали всплеск его недовольства, даже агрессии. И от скрытой заботы, почти не просматривающейся под коркой напускного возмущения, становилось хорошо. Так хорошо может быть бродячему коту, нашедшему в непогоду щель теплого подвала, куда не задувает ледяной ветер и где на грязную шерсть не льются с неба потоки холодной воды.
Вода с неба все-таки лилась: капли колотились о крышу и стекла, слышалось размеренное поскрипывание дворников, но полоска плотной ткани, которую Дэлл повязал мне на глаза несколько минут назад, погрузила мир в темноту. На вопросы «зачем?» и «куда мы едем?» не ответил – еще не остыл.
Мне не осталось ничего другого, как прислушиваться к звукам вокруг. Какое-то время «Неофар» кружил по городу – шуршали по асфальту шины проходящих мимо автомобилей, – затем, по-видимому, выехал за его пределы, потому что внезапно ускорился. Звуки моторов и шин пропали, остались лишь ливень и редкие раскаты грома. Дворники заскрипели чаще.
Куда едем… Да не все ли равно? Он не ушел, не оставил меня одну, и это главное.
Когда тихий шум двигателя и стук капель по стеклу остались единственными звуками в моем маленьком темном мире, я начала проваливаться в прострацию, тихое забытье, из которого меня через какое-то время, словно со дна застывшего водоема, вытянул голос Дэлла:
– Через минуту ты, возможно, почувствуешь себя странно – это будет внешнее воздействие, а не внутреннее, поняла? Оно быстро пройдет.
– Поняла.
Что он задумал? И о каком внешнем воздействии идет речь?
«Неофар» теперь ехал очень быстро: мелко дрожало сиденье и коврик под подошвами ботинок, спина вжалась в обшивку кресла – машина продолжала ускоряться. Грохот ливня сделался оглушительным. А через несколько секунд случилось странное: мое тело будто встретило на пути преграду – сгустившийся тяжелый воздух, плотную и одновременно мягкую невидимую стену, прошедшую насквозь через каждую клетку. И показалось, будто что-то изменилось: сам мир, реальность, местоположение – дикое чувство, иррациональное. Будто вздрогнул и проснулся, открыл глаза уже в совсем другом месте. Сон… сон…
Сосредоточившись на ощущениях, я не сразу заметила, что шум дождя пропал. Как отрубило: был, и нет. Я медленно выдохнула, почти оглохла от внезапной тишины.
– Ты как, нормально?
– Да…
