Комната выстыла. Что же будет с ней зимой?
Я растолкала продукты из магазина по полкам холодильника, не снимая куртки, села на кровать и принялась просматривать корреспонденцию. Несколько счетов и два письма из компаний, куда я накануне подавала заявление об устройстве на работу. Оба – с вежливым приглашением на прохождение дополнительного собеседования.
Ирония судьбы.
Раньше отказывали много и часто, а теперь почти все соглашались принять меня на работу, несмотря на малый опыт и явный недостаток нужных умений. Парадокс. С одной из бумаг смотрели темно-бордовые строчки: просьба срочно позвонить в отдел кадров – во мне, как гласил подписанный секретарем лист, были крайне заинтересованы. Я хмуро посмотрела на лежащий рядом телефон – новый, черный, удобный, присланный курьером на следующий день после того, как Дэлл покинул мою жизнь, – но в руки его брать не стала.
Прощальный подарок.
Коротко и лаконично.
Теперь у меня был новый телефон, который было бы непрактично отвергнуть, но на который я старалась не смотреть без лишней необходимости. Телефон с пустой записной книжкой и отсутствием контактов, вечно молчащий, будто обиженный на жизнь гаджет – тяжелое напоминание об ушедших днях. Но не выкидывать же…
Я отложила конверты в сторону и подошла к холодильнику, чтобы достать минералку. Прошла неделя… Почему я тяну? Почему не устроюсь в один из теплых офисов с удобным креслом, гудящим под столом системным блоком и псевдо-улыбчивыми коллегами? Что мешает? Новая спокойная работа, какая-никакая, но все-таки зарплата и стабильность. Глядишь, к лету удалось бы накопить на новый набор одеял или даже кондиционер… Прогреть наконец эту чертову хибару.
Пузырьки газа обожгли горло холодом.
Всегда холодно – в этой дыре, в этой каморке, в этом городе, внутри. Привычная тяжесть на душе. И вот уже не первый день копошилась на краю сознания странная идея, которую всё никак не удавалось ухватить. Нет, не должно быть офисов и этой чертовой размеренности, должно быть что-то другое, хоть сколько-то интересное, позволяющее удержаться на плаву. Что-то свое, приносящее кроху радости, что-то полезное…
Я отставила пустой стакан в сторону, опустилась на стул и посмотрела в окно, единственное светло-серое пятно в темном мире. Потерла лоб, пытаясь сосредоточиться. Колыхались на фоне неба голые верхушки деревьев: тонкие ветки, тонкие пальцы, устремленные ввысь.
На секунду вернулось в памяти знакомое лицо с серо-голубыми глазами, но тут же было усилием воли отброшено прочь. Все, что касалось Дэлла, теперь было отсечено, замуровано внутри и залито сверху бетоном.
Было и прошло.
Да, любила. Но не смела думать об этом.
Теперь бы просто выжить, найти дело и заняться им, чтобы однажды оно окончательно вытеснило из головы воспоминания о чудесном августе. Время не стоит на месте. На дворе промозглый сентябрь и дожди. Если ноги застынут без движения, то подошвы тут же всосут в себя лужи отчаяния. Нельзя, нельзя, нужно идти вперед. А если продолжать путь только в солнечные дни, то никогда не достигнешь цели.
Взгляд упал на притихший телефон, а разум вновь зацепился за неоформившуюся идею, принялся шамкать и жевать зубами ее ореховую скорлупу, пытаясь добраться до ядра, до сути. Что же такое хитрое я все это время силюсь придумать? И почему так уверена, что лежащие на кровати конверты дополнят те, что уже забили стоящую под столом мусорную корзину?
В который раз за сутки начался дождь.
Над столом колыхалась тусклая лампа в конусообразном закопченном абажуре. Сигаретный дым вился вокруг нее спиралями.
Чак неторопливо точил железку, поглядывая на сидящую на единственном свободном от хлама стуле Меган. По ее волосам и куртке стекала вода. Настукивал в окно дождь; сгустились сумерки.
– Давно ты не заходила. Слыхал, закрылась конторка твоя?
Гостья кивнула. Она вот уже несколько минут молчала, наблюдая за его неторопливой работой. Тяжелый взгляд, тонкая линия упрямо сжатых губ. Побила все-таки жизнь, побила.
Замочных дел мастер затянулся сигаретой, отложил ее в пепельницу, выпустил дым и привычным жестом потер усы. Домой бы уже пора, а все никак не мог бросить напильник.
