Человек-пятно шутовски раскланялся и вышел за дверь.
Через минуту явились двое мужчин, лица которых также скрывала иллюзия. Без слов, один за руки, другой за ноги, подняли и унесли прочь труп безымянного бродяги.
О том, что это был бродяга, говорил и внешний вид несчастного, и вонь, заполнившая лабораторию с появлением испытуемого, да и на прямой вопрос, не сегодня, еще в первый раз, Лленасу так и ответили: «Бесполезный человеческий материал, мэтр. Кажется, так вы это назвали».
Его слова, как и его идеи, извратили.
По замыслу Дориана Лленаса, замена больного или преступного разума на искусственный должна была проводиться после соответствующего заключения врачебной комиссии или же по решению суда как альтернатива смертному приговору. В его представлении не было места ни произволу, ни преступным намерениям.
Как наивен он был!
Столкновение с реальностью быстро излечило его от иллюзий.
Часа хватило, чтобы понять, что люди, пленником которых он стал, настроены серьезно и готовы на все, чтобы получить желаемое. А желали они – ни много ни мало – завладеть результатами его исследований. Практическими результатами, которых у него не было.
И не будет.
Маг посмотрел на монстра, собранного всего за несколько дней по его чертежам. С помощью этой машины предполагалось сначала извлекать из телесной оболочки душу, без физических повреждений, как это происходит под воздействием Ледяного дыхания гор, а после записывать в освобожденный от старой информации мозг новую. Пока же сложный гибрид магии и техники способен был лишь убивать. Быстро и, Лленас надеялся, безболезненно. Лучи, многократно преломляемые зеркалами, кристаллами и емкостями с жидкостью, посылались от источника к опытному образцу и, не повреждая тканей, останавливали сердце и очищали мозг. Мэтр Дориан ссылался на ошибки в расчетах и пытался доказать необходимость поэтапного тестирования излучателя на более примитивных объектах – крысах, к примеру, или собаках… Но к нему приводили только людей. Может быть, полагали, что он, дабы избежать новых бессмысленных жертв, скорее устранит ошибку. Может быть, догадались, что никакой ошибки нет.
Они ведь совсем не глупы – те, кто запер его здесь.
Но и Дориан Лленас не дурак. Маг прекрасно понимал, что день, когда он заставит машину работать, станет для него последним. И не только для него.
Шрам на ладони зудел. Шов наложили наскоро и так же наскоро залечили, не до конца, лишь бы кожа чуть срослась, и выдрали тут же шелковые нитки – с кровью и верой в людей.
Трое знали о серебряном диске. Лучше бы никто, но мысль эта пришла уже после и быстро забылась в работе. А тогда, когда, еще будучи студентом, мэтр Лленас создал новый «жезл» взамен временного проводника силы, об этом было известно троим. С двумя из них жизнь и время развели его навсегда. Третьему он безоговорочно верил.
Идиот.
«Отбрось все нереальные версии, и останется одна – очевидная», – сказал ему Алистер, когда они обсуждали «пропажу» одной из работниц по приговору. Сам сказал.
Оказавшись в плену, Дориан внял этому совету.
Кто прислал ящик с трупом, от бороды до лабораторного халата копировавшим получателя злосчастной посылки?
Кто знал о вшитом в ладонь диске?
Кто был в курсе нюансов его работы?
Алистер Ранбаунг.
Добряк Алистер.
Не зря он интересовался Джеком. Неспроста при каждом удобном случае говорил, что следует вести записи всех экспериментов.
И об Адалинде Алистер знал.
Они никогда не обсуждали этого, Дориан не стал бы, да и Ранбаунг не заводил подобных разговоров. Но тем не менее знал. Он был с ним в салоне госпожи Дригген в день, когда они с Адалиндой встретились впервые. И на повторном, после ремонта, запуске башенных часов главного корпуса Академии. И в опере. Как ни осторожны они с Адалиндой были, Алистер мог догадаться. Стоило перехватить один взгляд Дориана. Или ее.
Сейчас Лленас многое отдал бы за один ее взгляд. И слов не нужно было бы – она и так поняла бы. Всегда понимала и теперь
