Мэтр Дориан иногда так делал. Разбирал. Тогда он становился не целый.
Ему не нравилось быть не целым.
– Не нам с вами судить, дорогой мой…
Голоса затихали, удаляясь.
Когда стало совсем тихо, он решил, что можно подняться. Осмотреться.
Он уже осмотрелся, пока лежал на высоком металлическом столе, но лежа видел все неправильно…
Большая комната. Белые стены. Белые светильники под потолком. Белая… ширма? Да, ширма.
За ширмой – еще два стола.
Металлическая поверхность покрыта инеем, как полки в холодильном шкафу…
На одном столе что-то черное. Что-то…
Когда неживое – это что-то. Живое – кто-то.
Это что-то раньше называлось кто-то… Местами еще красное, влажное. Местами темное и сухое, покрытое надтреснутой коркой… Волос почти не осталось. Пальцы похожи на уголь. Перстень-печатка…
На другом столе – тоже что-то. Почти целое. Только без одежды. Нельзя ходить без одежды… Но что-то уже не ходит. В груди – темная дырка. Рана. Когда в коже дырка – это рана. Рана с характером. Ровная, круглая…
Он опустил в дырку палец. Пусто. Пощупал свою грудь.
Там должно быть нечто. Нечто, что отличает живое от неживого. У того, на столе, ничего не было. У него – было. Он – кто-то. На столе – что-то.
Он вычертил по букве на заиндевевшем металле: «Э-й-д-е-н». Перечитал и стер.
Эйдена больше нет. Завтра прибудут специалисты и разберут что-то.
Если не уйти, специалисты и его разберут.
Значит, нужно уходить.
Он знает куда. У него есть карты в голове… или не в голове, но где-то есть. По карте он найдет дом…
Подошел к двери.
Шаги. За дверью – шаги. Кто-то. Один.
Че-ло-век.
Войдет и увидит его. Сделает… что?
Он замер у стены и не успел вспомнить… нет, не вспомнить – подумать… Он умеет думать?
Человек вошел, и он ударил его сзади. По голове.
Подумал, что так правильно.
Он умеет думать.
Человек не стал чем-то, скоро он… придет в себя – так это называется. Придет в себя. Он его просто… выключил?
Да, выключил. Человек хотел его разобрать. Теперь не разберет.
Он осмотрелся по-другому. По-своему, изнутри.
Когда он смотрел изнутри, видел то, что снаружи…
Большой дом. Пустой.
Двое у двери. Но они уходят иногда. Видимо, обходят дом, так как возвращаются всегда через одно и то же время. Надо подождать, пока они уйдут, и выйти…
В прихожей висел на вешалке длинный плащ. И шляпа. Шарф? Да, шарф…
Шарфом он замотал нижнюю часть лица. Шляпу надвинул на глаза. Надел плащ.
В зеркале отразился кто-то… похожий на бандита с картинки.
Картинку он видел в детской книжке. Ему нравилась эта книжка… клал ее под подушку… Потом она потерялась…
А он теперь – картинка.
Палец в черной перчатке коснулся зеркала. Замер на миг. Вывел на запотевшем стекле: «Джек»…
Двое, охранявшие вход, ушли. Вернутся через две с половиной минуты – у него есть часы в голове, он посчитал…
Через две с половиной минуты его уже не было в доме.
Утро не принесло шефу Бейнлафу добрых вестей.
Пока Сидда пил чай и просматривал доклады по вчерашнему происшествию, госпожа Джейкобс, почтенная вдова сорока трех лет от роду, служившая экономкой у Келларов, явилась, как обычно, на место работы и обнаружила: во-первых, незапертую входную
