Головы у них были удлиненные, вытянутые вперед, мне даже показалось, что существа носят респираторы. Они сильно пригибались к земле и, словно принюхиваясь, водили головами по сторонам. Движения их были медленные, крадущиеся, но создавалось стойкое ощущение, что скрытничают они не ради осторожности, а исключительно чтобы не вспугнуть жертву. Было в облике существ, несмотря на субтильность, что-то откровенно хищное.
Они медленно приблизились к кирпичной россыпи. Первый аккуратно поднялся наверх и замер, повернув голову в сторону паровоза. Сложно было сказать наверняка – луна светила ему в спину, – но было похоже, что на лице существа надеты большие круглые очки. А то, что я поначалу принял за одежду, теперь показалось мне просто бурыми разводами, нарисованными прямо на голой, цвета вылинявшего брезента, коже.
– Выбрались, суки! – с непонятной ненавистью прошептал Коваль.
– У них на паровоз условный рефлекс, – раздался сзади старческий голос. – После того как я одного такого чахлого метельником раскатал. Теперь они меня уважают.
Глава 12
– Они тоже хотят сходить к Исполнителю и загадать желание, – говорю я вместо приветствия.
Паутиныч стоит на крыльце и оглядывает нас: меня, Чапая и Чекиста. Это продолжается довольно долго. Он молчит, и мы молчим. Ветер напористо подталкивает нас сзади, цепляется за деревья, гонит рябь по лужам. Мимо проносится стайка листьев. За спиной Паутиныча, в горнице, что-то со звоном опрокидывается. Дед манит нас рукой и заходит внутрь.
Ее ноги виднеются в дверном проеме. Сегодня она в потертых голубых джинсах. Ступни в высоких кедах стоят на ворсистом коврике. Левая рука на колене. Я делаю шаг от двери, чтобы разглядеть ее полностью.
Тем временем Паутиныч суетится у стола, расставляет чашки. Чапай уже рядом с ним, а Чекист гремит сзади своими сочленениями, разоблачается. Хозяин распахивает окно, выглядывает в небо, потешно изогнув шею.
– Вроде должны успеть до грозы! – объявляет он, всунувшись обратно. – Бери-ка, парень, по-быстрому самовар, тащи во двор.
Потом мы пьем душистый липовый отвар с медом. Настолько вкусно, что только ради этого можно было бы бегать к Паутинычу по нескольку раз в неделю.
Ветер налегает на домик, поскрипывает оконная рама. Бьет гром, и, как по команде, жестяной дробью взрывается подоконник. Вид за окном тут же расплывается, по стеклам струятся целые потоки. Паутиныч поднимается и задергивает занавески.
– В детстве очень любил пить горячий чай в непогоду, – говорит Чапай.
– Сам-то откуда? – интересуется Паутиныч.
– Из Зоны, дед. – Чапай фыркает в усы. – Мы все давно из Зоны.
– Это верно. Так, значит, хотите к Исполнителю сходить?
– Кто в петлю, кто в Питер… – гудит над чашкой Чекист.
– Дык там теперь вроде как озеро, – напоминает старик, словно подзадоривает.
– Сплаваем, – говорю я.
– Как рыбы?
– Зачем? – возражает Чекист. – Как люди.
– Это каким же макаром? – весело удивляется Паутиныч.
– Подводную одиссею команды Кусто смотрел?
– Однако, хлопцы, боюсь, как бы вам оттуда с пустыми руками не всплыть.
– Паутиныч. – Я отставляю чашку. – Где вход в Армаду?
И вижу: вздрогнул старик, распахнулись блеклые глаза, и совсем по-детски захлопали красноватые веки. Вот так вот, хватит дурачка валять. Чапай с Чекистом тоже поворачиваются к нему. Паутиныч переводит взгляд с одного на другого. Мы ждем.
– Вы не сможете подойти к ней, – сообщает наконец он.
– А ты научи, – просит Чапай.
– Я не умею.
