– Не ври! – Чекист бьет по столу ладонью, чашки звякают.
И снова Паутиныч молча елозит по нам глазами. Долго. Жует губами совершенно по-стариковски, борода то топорщится, то опадает. Хотя он и есть старик. Сколько ему? За семьдесят, поди… Дождь терзает окно, карниз уже не гремит, а гудит не переставая. Непогода разыгралась не на шутку. Такие ливни обрушивались на Зону после выбросов. Выбросов больше нет, а ураганы, по старой памяти, бушуют регулярно.
– Мы видели, как ты выходил со станции, – поясняет резкость товарища Чапай.
– Это совсем не то, – тихо говорит Паутиныч. – Это всего лишь… Это как аномалия, понимаете? Артефакт особый – и нет проблем. А над Армадой защитное поле. К ней не подойдешь. Нужен амулет.
– Вот такой? – Я небрежно кидаю на стол заранее приготовленный кристалл.
Тут Паутиныч не удерживается, подскакивает. Черно-белый амулет, звякнув о блюдце, замирает на протертой клеенке, в самом центре нарисованного апельсина. И тут я замечаю, что она смотрит на меня. Первый раз за все время. Мне становится не по себе, я хватаю кристалл и прячу в карман. Она медленно поворачивает голову обратно. Значит, этот кристаллик – это действительно то самое! Значит, прав Чапай, утверждавший, что у стражей были особые артефакты, позволявшие проходить внутрь Армады.
– Тебе Хирург дал? – К Паутинычу возвращается дар речи.
– Так! – удовлетворенно произносит Чапай. – Давай-ка, дед, расскажи нам немного про Хирурга.
– Погоди! – отмахивается тот. – Хирург?
– Нет, – признаюсь я.
– А кто?
Хороший вопрос… Ребята на базе получили официальную версию: пошел спьяну погулять, забыл вернуться до темноты. Болваном себя, конечно, выставил. Но лучше болваном, чем умалишенным. Чапаю с Чекистом рассказал правду – и то поначалу не поверили. И даже эта пирамидка не убедила. Пока мы не выяснили, что она гасит эффект любого артефакта.
– Мужик в плаще дал, – сообщаю я Паутинычу честно. – Гулял, понимаешь, ночью по Зоне…
– Услышал, – бормочет непонятное Паутиныч. – Услышал…
Мы с Чапаем переглядываемся.
– Ну, значит, так тому и быть! – с нездоровым весельем заявляет дед.
Он вскакивает, убегает в кухонный закуток, возвращается с бутылкой водки. Мы, пусть и не понимаем, чего это он так раздухарился, синхронно заглатываем чай и сводим чашки в кучку. Выпиваем, закусываем медом. Глаза Паутиныча сразу начинают блестеть.
– А ведь это надолго, хлопцы. – Он кивает на окно, забитое непогодой. – Как бы вам не пришлось ночевать у меня.
– А у тебя еще есть? – Чекист имеет в виду бутылку.
– Найдем.
– Отчего ж не переночевать, – соглашается Чапай и плавным жестом разглаживает усы.
Снова раздается удар грома, и тяжелые отзвуки еще долго перекатываются прямо над головой. Как только грохот затихает, мы поднимаемся на улицу покурить.
– Погодите! – кричит от стола Паутиныч. – Давай по второй.
На улице вовсю резвится ливень. Тугие струи треплют пригнувшиеся деревья, гремят по крыше. Бочка у крыльца давно переполнилась, поверхность воды напоминает крупную терку. Буровато-серое небо висит низко-низко. Темно, как после захода солнца. Видимость заканчивается примерно у забора – дальше колышется сплошной полог воды. Где-то сверкает молния, но до нас добивают только тусклые зарева.
Дождь бьет со стороны фасада, поэтому под навесом крыльца относительно сухо. Кое-как прикуриваем, Паутиныч дымит трубкой.
– Их было трое, Стражей, – говорит он без предисловия. – Хирург, Болт и Стратег.
– Они вечные, что ли? – косится на него Чекист.
– Нет. Армада не нуждалась ни в какой охране, пока тут не появилась эта сволота со своей АЭС.
– Угораздило Станцию прямо над Армадой поставить! – вставляю я.
– Это была вовсе не случайность. Про Армаду откуда-то узнали и строили АЭС специально с целью пробраться к ней.
– Кому-то всегда неймется, – кивает Чапай.
– Видимо, там, – Паутиныч тычет пальцем в козырек крыльца, – тоже считали, что она исполняет желания. Наверное, захотели загадать коммунизм во всем мире… И устроили конец света.
