Было тоскливо. Что за жизнь? Если только не бросают меня, я ухожу сам… Роса моя, Роса. Подружка милая, почти сестра.
Пусть у тебя все будет в порядке…
Резкая боль выдернула меня из водоворота воспоминаний. Я обнаружил, что сижу в углу зала, на широкой лавке, а с боков меня подпирают заметно подросшие девочки. А Ива, что-то радостно стрекоча, накручивает прядь моих волос на палец. Оттого и очнулся.
Я устало кивал, с удивлением следя за ничуть не изменившейся Ракитой, ловко расставляющей на столе дымящиеся кувшины и миски. Мелодичный голос убаюкивал, несмотря даже на смысл немного гневной речи.
— До нас новости доходят чуть дольше, увы. А то мы бы тебя, Лад, встретили. Ох как ты себя запустил! Нога болит, наверное… Возьми.
Мне в руки всучили горячую кружку, из которой тонкой струйкой поднимался ароматный парок. Пригубив отвар, я недоверчиво покачал головой. Какое странное чувство. Больше никуда не надо спешить, словно путь закончится здесь, у теплого очага, среди едва знакомых, но почему-то очень дружелюбных людей. Или нелюдей. Какая разница?
Я медленно проваливался в сон, слушая все отдаляющийся голос ноэйли:
— …теперь ты свободен от всех обязательств, да? Ну так оставайся тут. Хороший тихий город, вежливые жители, у меня со всеми прекрасные отношения, кроме того…
Восхитившись деловитой заботой и цепкостью, задумался.
Остаться?
— …кроме того, половина этого дома совершенно точно принадлежит тебе. Элфлингов же ты свел, а у них в сумках седельных чего только не было.
Вот уж чего не помню. Но такое заманчивое предложение…
— Оставайся, — шептали мне на два голоса девочки.
Травинка, оттирая липкое тесто с рук, обещала пироги, Ива — познакомить с новыми друзьями.
Остаться?
Запястья на миг обожгло болью, но я уже принял решение. Мой долгий путь окончен здесь. Здесь начнется новая жизнь, здесь будет мой новый дом, настоящий дом. Здесь и сейчас я вновь попытаюсь обрести семью. И пусть кто-то или что-то хоть попробует мне помешать…
Наконец сон окончательно накрыл меня темным теплым крылом.
ЭПИЛОГ
В центре вечности, у стержня мироздания, где вероятности, кружась, сужаются воронкой, шел разговор. Не словами, а образами, мыслями, эмоциями. Как еще могут общаться стихии? Бесплотные, безликие, но такие узнаваемые.
Равновесие, цвет и свет бесконечности, недовольно, нервно, растерянно:
— И снова, и снова, и снова, и снова! И снова! Усталость, уныние, привязанность, дружба их держат. Я жду, ни один не дошел. И каждый застыл в половине пути.
Судьба, пряжа и нить полотна, уверенно, строго:
— Это выбор свободный, он крепко вплетен в мой гобелен. Не вырвешь! Служение твое выполнятся, вот главное. Веретено стоит, я тку лишь воплощение свершившегося в вечности.
— Где же ты, справедливость? — Равновесие, печально. — А усталость моя? И вновь, и вновь, и вновь искать, просить, требовать, молить… все новую и новую сущность. В надежде, что она взойдет к основам бытия…
— Кто звал меня? — звонко и решительно, Справедливость, отблеск и лезвие силы.
— Ускользают, ускользают, ускользают… — Равновесие, печально.
