многоликого, как-то совсем не хотелось получить по лицу в ходе дальнейшего его исцеления.
— Чт-то т-ты делаешь? — Сдавленный шепот и почти угроза, когда он заметил наложенное мной черное плетение. — Су- сумеречная, сними его. Сними немедленно, иначе пожалеешь…
Хотелось сказать, что я в любом случае пожалею, но тратить время на пустые слова не рискнула, поцелуем припала к его лбу.
— Ку-ку-ка, убери ей-о-о-о-о… — Его тихий рык быстро перешел в стон, а затем и вовсе затих.
И все-таки независимо от моей предосторожности после прочтения формулы восстановления его выгнуло дугой, как простого смертного. Всего лишь на доли секунд, но столь сильно, что сама я испугалась.
— Дао-дво? — стремительно натянув перчатки на руки, позвала его. — Герберт, ты как? Гер! Ау…
— Живой он. — Теневая уже сидела на груди многоликого, любовно прикасаясь лапами к мощной шее и плечам. — Просто без сознания-я.
— Паршиво, — прокомментировала я, оттянув веко бывшего болезного.
— Как раз наоборот, — заявила лопоухая нежить и подмигнула. — Когда нам й-явитьсь-ся на обед?
Об условии, стребованном с меня в момент молений на стеллаже в библиотеке, я вспомнила сразу, но не поняла значения слова «нам». Раньше решила бы, что она говорит о Гирби, а вот теперь…
— А ты придешь не одна? С другом?
— С хозь-зяином!
С рыжим?!
Вот это подстава. Да я же как представлю, что готовить буду для него, так неосознанно потянусь к отраве или к кислоте. А в краткие мгновения до начала их действия я в него вилку воткну или нож. Раз так десять. Или… Нет! Кастрюлю на голову надену и половником по ней постучу! А еще кипятком оболью и солью место ожога посыплю.
И с каждым мгновением эта идея становилась все привлекательнее и привлекательнее. Но затем я вспомнила, как он только что сдерживал собственный гнев и крик, и отмахнулась.
— Плохая идея. Мы просто поубиваем друг друга.
— Тогда поцелуй! — Какая малость, даже удивительно. Я наклонилась к лопоухой нежити с улыбкой, а она вдруг, ухом прикрывшись, добавляет смущенно: — Хозь-зяина поцелуй.
— Этого? — не веря в такой поворот, пальцем ткнула в метаморфа.
— Дя. Й-я с тебь-бя в любом случае обед стребую, а вот он врь-ряд ли. Жалко. — В моей голове пронеслось заковыристое ругательство принца. А эта, зараза теневая, уже корректирует просьбу: — Только не как покойника, а в губы.
— А смысл есть?
— Есть! — шепчет довольная. — И это… скорее, а то проснетсь-ся.
— Твою ж мать! — не сдержала я восклицания, потому что повторно видеть его в сознании в ближайший час мне не хотелось вовсе.
— Не ругайсь-ся, а выбирай, либо две секунды мучений здесь и сейчас, либо два часа завтра за обедом…
Сказав это, она исчезла.
А я по глупости согласилась на меньшее из зол, ведь Дао-дво скован моим плетением, частично обессилен. А даже если и проснется на краткий миг раньше, то непроницаемая дымка, наброшенная на него, скроет и меня, и мою глупость.
Вот наивная, совсем забыла о его реакциях разведчика, об их уровне и привычке Гера реагировать на скромные поползновения. Едва я коснулась горячих твердых губ, еще не совсем в поцелуе, а скорее в моменте приближения, как оказалась лежащей поверх метаморфа и крепко прижимаемой к его груди. И даже более, одна его рука тут же схватила меня за косу, надавливая на затылок, вторая перехватила поперек поясницы, уверенно расположившись наглой пятерней там, где заканчивается китель.
— Так-так, а вот и наш даритель, — произнес в мои губы довольный многоликий. Я дернулась, но он лишь надавил сильнее и прищурился, стараясь сквозь дымку разглядеть мое лицо. — А ты не только худышка с богатой фантазией, но еще и скромница.
Сжав зубы и губы, дернулась, чтобы освободиться, а он, как сволочь редкостная, произнес мою коронную присказку:
— Поздно-поздно, малыш, раньше прятаться нужно было.
Узнал!
И от накатившего ужаса я не то чтобы замерла, застыла, покрываясь морозным узором изнутри.
— И мерзлячка, — неправильно понял мою дрожь Дао-дво, бровь вскинул и вопросил с хрипотцой: — Или это от нетерпения?
