влияет на твое участие: стоишь столбом и вызываешь зевоту не только у меня, но и у соглядатаев.
– Да неужели? – возмутилась я. – Что-то не припомню, чтобы в прошлый раз тебе было скучно. Забыл, сколько нетопырей мы привлекли?
– Прекрасно помню. И сгоревшие деревья, и Холодную звезду, и удавку… – Возле моего уха кровожадно щелкнули ножницы. – Но растормошил тебя я.
– Вернее, вскрыл мой потенциал.
– Вскрыла ты его сама. Но даже в этом случае я не вижу ничего плохого. Теперь я могу быть уверен, что тебя не убьют в первом же туре игры. – И не давая и слова против сказать, многоликая сволочь продолжила: – Вернемся к твоей отработке. В счет хвоста начнешь сама меня целовать, а в счет волос без гадливости отыграешь три постельные сцены.
– Это как? – спросила о сценах, но Дао-дво вопроса не понял.
– Три ночи против трех дней моего облысения, – огорошил он меня и убрал ножницы в сторону, чтобы, сложив руки на груди, с прищуром оценить мой новый вид. Посмотрел и справа, и слева, вдохнул-выдохнул и выдал: – Ладно, ночей будет две. Совсем забыл, с чем придется работать.
– В смысле?
– С суповым набором, – просиял наглый ры… лы… коротко стриженный и подмигнул. – А теперь давай проверим, как ты отвечаешь на поцелуй.
– Да ты!.. – Меня за плечи подняли вверх. – Ты… – Лишили возможности сплести что-нибудь из проклятий, а затем и наговор произнести.
Опалив дыханием кожу, он припал к моим губам в нежном поцелуе. А я стою столбом и не могу сообразить, как буря возмущения, вызванная Гером, тает в море нежности, коей полны его прикосновения. Да, мне было с чем сравнить этот ласковый бриз, например, со штормом, продемонстрированным мне в прошлый раз, или шквалом, дарованным давным-давно в тридцать пятой палате лекарского крыла. Именно поэтому я, не двигаясь, вбираю ласку в себя и боюсь спугнуть.
– Ты опять просто присутствуешь, – прошептал Дао-дво.
– Мугу, – ответила тихо, не желая открывать глаза и сталкиваться с насмешливым карим взглядом.
– А кто участвовать будет? – пожурил он и дунул на челку. – Глаза открой.
– Зачем? – На самом деле хотелось сказать, что мне и так хорошо. Но он ведь тот самый рыжий, зачем ему знать, что мне всю жизнь не хватало вот таких крепких объятий и нежных губ.
– Спросить хочу, – произнес интригующе.
– Что? – с неохотой посмотрела на него. Море нежности истаяло, на меня смотрели свысока, то бишь с высоты опыта, да еще с иронией.
– Да просто интересно, ты целоваться умеешь? – Он поймал мой взгляд, оценил смысл сказанного и усмехнулся: – И у кого я это спрашиваю?!
Я отвернулась. Действительно, у кого. У той, кто своим поцелуем чуть не убила троих.
– Намин? Обиделась? – Он ослабил хватку, и я рванулась из его объятий. Хотелось крикнуть «нет!» и убежать, но коротко стриженный не пустил, удержал за локоть. – Я не хотел тебя обидеть. Правда. Не подумал, прежде чем… Прости.
Нет, я его не понимаю, совсем. То орет, вернее, орал до «подписания» пакта, то рычит и грубо целует, то сдерживает ругань и тихо уходит прочь. А вот теперь еще и дружеское участие разыгрывает, но так достоверно, что за душу берет. Милостивый боже, да как он так может?
– Знаешь, будь моя воля, давно бы вышла замуж и родила. А может, просто замуж. Или хотя бы встречаться начала, но ведь воля не моя. – Последнее произнесла почти беззвучно, но он расслышал.
– Знаю. Ладно, не кисни, мы что-нибудь придумаем.
– Что… придумаем?.. – постаралась внять совету и взять себя в руки.
– Есть варианты.
– Какие? – Лучше заблаговременно спрошу, чтобы это не стало очередным сюрпризом.
– Начнем с азов, затем перейдем к профессиональным поцелуям, – заверили меня с самым серьезным видом и потянули назад. – Иди ко мне.
– Я не…
– Иди. Ко. Мне, – повторил он, разделяя каждое слово. – Не укушу. – Кусать не будет, это точно. Но что-то мне совсем не нравится этот его теплый карий взгляд.
