поневоле приковывали внимание. Наброски настенных росписей и женских украшений; намеченные тонкими линиями очертания дворцов и крепостей; парсуны всех, кто только вспоминался или просто попадался на глаза… Кстати, царевна Евдокия тоже рисовала (хотя до брата ей, конечно, было далеко). С детства увлекавшаяся сказками и чужеземными былинами вроде «Сказания о короле Артуре» и «Песни о рыцаре Тристане и королеве Изольде», к своим четырнадцати годам царственная дева совершенно утратила к ним прежний интерес, безмерно опечалив всех верховых челядинок Теремного дворца, лишенных новых историй. Взамен царевна полюбила книги о травничестве, трактаты о лекарском деле и особые рукописи старшего брата, украшенные его личной тугрой. Несколько раз верная служанка государя-наследника с милостивого дозволения своего господина пробовала прочитать «Курс физики» и «Химию», но… Вроде и были писаны те фолианты привычной кириллицей, да только ей на дюжину слов хорошо если одно чуть-чуть да понятное попадалось!..
Отринув тягучие мысли, замужняя боярыня подошла к большому ростовому зеркалу. Пытливо вгляделась в отражение, затем довольно улыбнулась, потянувшись, словно большая кошка.
– Хороша…
Бросив последний взгляд на ровную зеркальную гладь, родовитая красавица направилась в дальний угол Опочивальни. Тот самый, где цветастый ворс хорасанского ковра попирали точеными ножками изящный стол и стулец, попирали, одновременно скрывая за собой угрюмую глыбу массивного стального хранилища.
Р-бум!!!
Однако стоило боярыне сделать несколько шагов, как сквозь раскрытое окно ей в спину грянул грозный хор множества орудий, возвестивших наступление новой эпохи в жизни Великого княжества Литовского.
– Ох ты ж, господи!..
Вздрогнув от неожиданности, Авдотья опасливо перекрестилась. Впрочем, надолго ее это не заняло и даже не отвлекло. Ступни утонули в теплом ворсе ковра, плотная ткань одеяний безуспешно попыталась зацепиться за подлокотник небольшого стульца, а затем тонкие длинные пальчики придавили верх стопки рыхловатой писчей бумаги. Одной из полудюжины таких стопок, если быть точнее.
«Записки дьяка Посольского приказа Ондрия Совина о его плавании в землю Англицкую»…
Поворошив остальные страницы и убедившись, что они заполнены исключительно старой скорописью, боярыня Дубцова страдальчески поморщилась. Буквицы начертаны вкривь и вкось, налезают друг на друга словно пьяные, полно клякс и непонятных сокращений!.. Выдернув несколько листов из середины и безуспешно попытавшись разобрать хоть что-то, опытная читательница вскоре сдалась, перенеся свое внимание на другую стопку приличной высоты и пухлости. И вновь неудача! Досадливо поджав коралловые губки, личная служанка государя Московского и Великого князя Литовского все же решила прочитать хотя бы название неведомой ей книги.
«Il Catalogo di tutte… le principale et piu… honorate cortigiane di Venezia»…
Задумавшись, белокожая красавица неуверенно сложила чужеземные слова в понятную речь:
«Перечень всех основных и наиболее уважаемых куртизанок Венеции».
Озадаченно похлопав глазами (кто такие куртизанки, и за что они уважаемы?), Авдотья на чистом упрямстве продолжила продираться сквозь итальянское письмо. И всего через каких-то десять минут поняла, что видит перед собой настоящее чудо!.. Явленное в виде стихотворных и философских трудов неизвестных ей девиц благородного происхождения, неких Туллии д’Арагон[169] и Вероники Франко[170]. Немало удивившись такому открытию и печально повздыхав (наверняка ведь вирши о любви писаны!), ценительница итальянской и испанской поэзии бережно вернула на место ставшие вдруг удивительно притягательными листки.
«История и причины Великого раскола христианской церкви»…
Опасливо поглядев на Митину рукопись (вдобавок ко всему еще и отмеченную его личной тугрой), боярыня обратила свой взгляд на последнюю стопку.
– О-оо! «Четвертые приключения Ивана-морехода: путешествие за семь морей»!..
Вспыхнув румянцем радости и предвкушающей надежды, она немедля завладела сим сокровищем.
Р-бум!!!
Не обращая внимания на очередной пушечный залп (уже второй из запланированных десяти), Авдотья расположилась в стульце поудобнее и погрузилась в сказочный мир. Причем так глубоко и надолго, что только робкий стук в дверь Опочивальни заставил ее вынырнуть обратно. С горестным вздохом отложив недочитанную (и что гораздо хуже – еще и недописанную) сказку, боярыня вложила все свое раздражение в короткое и очень сухое разрешение войти.
