столом. Сон его был легок и приятен, наполнен красочными видениями и…
– Сэр! К вам просится Ричард Грей.
Реальность вернулась к нему в виде уже знакомых ощущений. Холод в спальне, резь в низу живота, тошнота и сухость во рту, запах березового угля из жаровен, нарастающая головная боль и туповатый Джонни, ждущий хозяйских указаний.
– Проклятье…
– Сэр?
Вздохнув и пообещав себе когда-нибудь убить излишне исполнительного слугу, сэр Энтони со всем смирением тихо прорычал:
– Проводи его в кабинет!!!
Зима года семь тысяч семьдесят седьмого от Сотворения мира[127] выдалась малоснежная, ветреная и как-то по-особому свирепая. Потрескивали жалобно деревья в лесу, каменели под тонким одеялом зимнего пуха распаханные с осени пашни, в глубине которых вымерзали нежные ростки озимых[128]. Вздыхали в своих избах черносошные крестьяне, молились в сельских церквушках попы, чесали затылки мелкие помещики и именитые бояре… По всему выходило так, что летом следующего года доброго урожая ждать не стоило. Да и осенняя жатва тоже была под вопросом: раз на полях зимой нет снега, значит, весной на них будет сушь, а яровые без влаги, как известно, не растут. Одна только у пахарей надежда и была: на весенние ливни да на теплые летние дожди – глядишь, тогда бы с божьей помощью все и выправилось…
Ту-у-у!.. Ту-ту!
– Э-хей! Не зевай, гони зверя!..
Но были на Руси и те, кого будущий неурожай не то что не печалил – они об этом даже и не задумывались. К примеру, иерархов православной церкви больше занимал вопрос выборов нового архипастыря Московского и всея Руси взамен уходящего на покой владыки Макария. А для мастеровых царских мануфактур важнее всего было исполнение дневной нормы выработки да награда за перевыполнение оной. Чего им печалиться о недороде, коли они на полном содержании Хлебного и Сытного приказов? Артели лесорубов, во множестве звеневшие по лесам стальными пилами, тоже не задумывались о пропитании – великий государь Иоанн Васильевич, да продлятся его дни, навалил на их плечи такой большой урок, что только успевай топором махать! Да и то сказать – если исполнят задание, так им приказные подьячие столько серебряных копиек отсчитают, что хватит и на зерно с мясцом, и на обновки домашним останется…
– Отжимай от оврага!..
Родовитых недорослей Большой свиты наследника престола возможный голод на Руси тоже особо не волновал – они желали веселых потех да игрищ молодецких, и ни о чем другом им не думалось. Стоило только молодому княжичу Курбскому (не без помощи отца, разумеется) проведать, что завелся в великокняжеских охотничьих угодьях медведь-шатун, уже успевший задрать неосторожного селянина, да поделиться такой новостью с дружками-приятелями… Нет, к повелителю свитские не пошли – поняли уже, что к охотничьим забавам государь почти что равнодушен. Поэтому они поступили хитрее – рассказали о звере-людоеде своим младшим братьям, состоящим при царевиче Иоанне. Расписали перед ними в красках, как это было бы здорово: устроить большую охоту, показать себя в ней ловким наездником и метким лучником – да все это почти без пригляда дядек-пестунов!.. Ежели государя уговорить, конечно. Ну и… уговорили.
– Старшо?й, кабан в подлесок ушел!..
– Загонщики, мать вашу!!!
Точнее, Иоанн Иоаннович и уговорил. Ради любимого брата Димитрий Иоаннович отложил все свои дела и занятия, с легкостью неимоверной получил у отца дозволение на небольшой отдых от государственных забот вместе с ехидной усмешкой и родительским наказом не увлекаться чрезмерно разными согревающими напитками. После чего из Москвы в сторону великокняжеского охотничьего домика (того, что в окрестностях Александровской слободы) выехала неполная сотня родовитых охотников, в сопровождении целого полка прислуги и охраны, а также небольшого обоза. Разные копчености и острые закуски, бочонки с квасом, медовухой, вином и пивом, корм для лошадей, запасные рогатины и стрелы, сменная одежда, теплые шатры (вдруг придется в поле переночевать?), уголь для жаровен, вертела для дичи, постельные и столовые принадлежности… Короче все то, без чего просто-таки немыслима обычная царская охота.
– Уже на подходе, государь!
Покосившись на сияющего радостной улыбкой княжича Голицына, Дмитрий тихонечко вздохнул, выдергивая из утоптанного снега бронзовый подток охотничьей рогатины.
