– Взаимно.
Обменявшись учтивыми поклонами с представителем весьма уважаемой в Любеке старой «патрицианской» семьи потомственных торговцев, один из владельцев «Московской компании» невольно ускорил шаг, пока ганзеец, чересчур хорошо владеющий искусством двусмысленных намеков и вежливых издевок, не попытался завязать с ним небольшой «дружеский» разговор. Впрочем, стоило Дженкинсону переступить порог Грановитой палаты, как жадный до прибылей негоциант тут же сменился в нем опытным дипломатом. Скинув шубу на руки подскочившим слугам и придирчиво оглядев себя в ростовом зеркале, англичанин одним элегантным движением расправил складку на жестком воротничке-фрезе[119] и навострил уши, изо всех сил вслушиваясь в обрывки тихих разговоров.
– А я тебе говорю, что весна будет холодной и дождливой! Все приметы на то показывают, да и знаки верные имеются. Значит, последний урожай стоит придержать до правильной цены!..
– Толку-то? Хлебные амбары по всем городам от зерна мало что не ломятся, да и новые лабазы спешно достраивают. Нет, Илья Борисыч, тут надобно…
Миновав небольшую толпу разодетой в шелка и золото знати, англичанин сделал себе мысленную пометочку о возможном неурожае в следующем году. Так, на всякий случай.
– Григорий Лукьянович сказывал, что его людишки в Туле что ни месяц, то нового подсыла ловят, а то и нескольких – все дознаться пытаются до тайны уклада. А еще слухи ходят, вроде как завод этим летом будут от города поближе к рудникам переносить – недаром же кирпич да камень тесаный во множестве заготавливают… Я вот думаю, что неплохо бы нам под это дело…
Воевода и боярин Алексий Басманов склонился поближе к уху полковника стременных стрельцов (и тоже боярина) Василия Грязнова и что-то шепнул, после чего они оба удивительно одинаковым жестом огладили бороды.
– Поразмыслить надо!..
– Так я и не тороплю…
Удалившись от фаворитов государя Иоанна Васильевича, многоопытный дипломат припомнил все свои попытки добыть драгоценные секреты Московии – вспомнил и страдальчески поморщился. Потому что хотя лично ему и удалось откреститься от «неразумных подданных английской короны, коим жадность застила глаза», но для «Московской компании» это обернулось лишением посольского хлебного содержания и урезанием кое-каких привилегий. Первое было всего лишь неприятно (хотя теперь закупать еду, напитки, дрова и корм для лошадей приходилось самостоятельно и исключительно на свои деньги), а вот второе вылилось в довольно болезненные потери. Скажем, те же голландцы получили разрешение открыть свое торговое представительство в Ревеле. А с Ганзы сняли часть поборов и пошлин (правда, в обмен на обязательство поставлять царской казне медь, олово, порох и свинец), наложенных на нее еще дедом нынешнего великого князя. Скверно получилось, очень скверно! И кто знает, во что бы это вылилось, если бы не такие же провальные попытки представителей других держав проникнуть в тайны ровных зеркал, белоснежного фарфора и дешевой стали… А так – получилось, что все в почти равных условиях, с небольшим перевесом в пользу английских негоциантов.
– …на возах перевезли да на месте и собрали эту крепостицу вновь – благо что каждое бревно отдельно помечено. Землица там – палку сухую воткни, и то прорастет!..
– Ту палку степняки рано или поздно срубят!..
Прислушавшись к небольшому спору-беседе, сэр Энтони замедлил шаг, а потом и вовсе остановился, слегка прислонившись к стене, покрытой затейливой росписью. Без нужды поправил жесткий воротник, затем пояс, огляделся и решил чуть-чуть отдохнуть перед новым кружением по палате.
– Ну, не скажи. Последние год-два наши порубежники сами ногаев да крымчаков за вымя щупают. Хе-хе!.. Покамест нежно да со всем обхождением, а вот когда устроение засечных черт закончится, тогда и поглядим, кто кого рубить будет.
Скользнув опытным взглядом по приглашенной на царский пир знати (и редким гостям иноземного происхождения вроде чересчур жизнерадостного Альберта Родде), посланник английской королевы принялся за привычное развлечение – делить князей- бояр и прочий придворный люд по их политическим интересам. Самой большой и весьма влиятельной партией были традиционалисты, недовольные постепенным усилением власти царя Иоанна Васильевича. Пока их недовольство тихо тлело, изредка прорываясь в виде шумных склок в боярской Думе и вражды с худородным дворянством, но это только до первых неудач или военных поражений московского владыки. Князья Долгорукие, думной боярин Кашин, окольничий Очин-Плещеев, князь Горбатый-Шуйский, царский печатник и думной дьяк Висковатов, конюшенный боярин Федоров-Челяднин, глава Порубежной службы князь Воротынский…
