Он попытался улыбнуться, но его губы с этим не справились. На его зубах были следы крови. Паника вырвалась из уголка ее сознания и начала все стремительно крушить. Чейз не могла дышать. Она не может потерять Пиппина!
Хрипло дыша, она посмотрела вверх, чтобы спрятать слезы.
– Ну где они!
– Потерял левый глаз. Брежу, – сказал он. – Мост… перейти. Именно тот. – Он начал хватать ртом воздух. Его дыхание стало прерывистым. – Поражен дыхательный центр. Спутанное сознание.
– Прекрати ставить себе диагноз! – Она встряхнула его и прижалась лицом к его волосам. Они были мокрые и все в песке. – Расскажи мне про «Оду к радости». О чем она на самом деле?
– О радости. Я просто… дразнился. – Он вдруг вскрикнул и стал дышать реже. – Страшно, – прошептал он. – Ног нет.
– Твои ноги целы, – сказала она, давясь словами. Мир наваливался на нее, сотрясал ее, давил на нее. Она еще крепче прижала Пиппина к себе. – Скажи мне что-нибудь. Давай, Пип.
– Вверх, вниз, ноты. Вверх… и вниз. – Он закрыл глаза. – Дурни, летите. Нет. Слушай, Чейз…
Он подарил ее имени свой последний рвущийся вздох.
Дельта
35. Дымящаяся воронка: Что осталось
Чейз прошла вдоль берега, отчаянно стремясь сбежать от запаха дыма.
Она оставила труп Пиппина. Она сорвала голос, повторяя его имя, а ее летный комбинезон окрасился кровью от живота до колен. Когда «Дракон» стал едва виден, она тяжело села и прижала колени к груди.
Пиппин умер. Эта истина оказалась ей не по силам – и она потеряла ее. Она ее отпустила. Истина поднялась в небо с дымом, оставив ее в одиночестве. А потом она стала ждать. Она надеялась, что Пиппин ошибся, что вертолетов не придется ждать несколько часов.
Но Пиппин никогда не ошибался. Даже относительно собственного отказывающего тела.
Чейз всматривалась в небо, выискивая красный беспилотник. Или «Феникса». Нашла она только несколько крупных птиц, запоздало летящих на юг, на зимовку, в неопрятном построении. Все было слишком обыденно. Слишком живописно для того, что только что случилось. Дыхание у нее стало неровным, вспарывая легкие при каждом судорожном вдохе.
Хрустальный купол, которым Чейз так долго закрывалась, раскололся. Осыпался. Теперь она была открыта жестокому ветру. Чувствам. Порыв ветра заставил растрескаться засохшую у нее на руках кровь, пока она рисовала на крупном песке сердечный круг Ритц.
В центре она написала «Генри».
И заплакала.
Вертолеты прилетели с оглушающим ревом. Два приземлились у «Дракона», а третий завис в воздухе, взбив поверхность озера в белую пену. Она увидела, как ее ищут спасатели. Увидела, как они бегут вдоль берега. Это были взрослые, а не кадеты. Настоящие летчики, которыми все у них в академии только притворялись.
Чейз встала, и один из медиков закутал ее в тепловую пленку. Он довел ее до одного из вертолетов и закрепил на носилках, приподняв ноги. Он светил фонариком ей в глаза и задавал вопросы. Много, много вопросов. Она не стала даже в них вслушиваться, не то что отвечать.
Через открытую дверь Чейз смотрела, как с вертолета, зависшего над местом крушения, «Дракона» поливают белой пеной.
– С тобой все будет хорошо, – сказал ей медик. Она начала хохотать, и этот звук даже ей самой показался больным. – Она в шоке! – крикнул он пилоту. – Летим!
Они взлетели в тот момент, когда в кабине сработала тревога. Чейз забилась: она была уверена, что красный беспилотник вернулся, чтобы ее прикончить.
– Он вернулся! Вернулся.
Медик удержал ее на носилках.
– Это военный маяк, – сказал он. – Неопознанных ЛА поблизости нет. – Он прижал ей руки и наклонился слишком близко, окликая пилота. Его голос ударил по ней, как пощечина. – В чем дело?
– Угрозу терроризма повысили до «высокой». Президент Грейнор обращается к нации. Он объявил чрезвычайное положение.
Мозг Чейз цеплялся за вопросы, не понимая их. Откуда президент узнал? Сколько она провела на берегу? Что происходит?
– А что от генерала Торна? – проорал медик пилоту. – Война?
