Змей приподнялся, высунул раздвоенный красный язык и прошипел:
— Человек. Смертный. Один. Совершенно один. Вокруг никого на милю.
Грехен, побарабанив ноготками по столу, задумчиво произнесла:
— Как интересно. Господин мэр даже раньше, чем я предполагала.
И почти сразу раздался стук в дверь. Я же сидела и не могла пошевелиться, но была надежда — безумная надежда, что это пришел кто-то из жителей Бриджуотера за зельем.
В следующее мгновение я четко осознала, что предпочла бы сдохнуть бесславно тут на месте, чем услышать этот голос, который произнес:
— Госпожа Салиес, я прошу прощения за беспокойство в столь поздний час, но не могли бы вы мне помочь?!
Потому что голос принадлежал… мэру!
Моему мэру! Который был здесь «Один. Совершенно один. Вокруг никого на милю»! Нет-нет, Тьма, прошу тебя, только не это! Я же ничего не смогу сделать, совершенно ничего!
— Забавно… Удачная ночь, расправлюсь с вами обоими разом. — Грехен поднялась и начала стремительно стареть. — Сейчас мы ему непременно… поможем.
И, отчаянно волоча ноги, сгорбившаяся старая черная ведьма с крючковатым носом и седыми лохмами последовала к двери.
Он же даже не маг! А она сильная черная ведьма на своей территории вблизи своего источника! Что делать?! Тьма, что мне делать?!
Я не могла даже пошевелиться! Просто пошевелиться! Ничего не могла! Лишь с ужасом прислушиваться к тому, как открылась дверь и Грехен скрипучим старческим голосом произнесла откровенную ложь:
— А, господин мэр, не ожидала вас увидеть.
И с замиранием сердца услышала голос Джонатана:
— Доброй ночи, госпожа Салиес. Простите, что потревожил вас, но мне действительно нужна ваша помощь.
— Чаю, господин мэр? — радушно предложила она.
— С удовольствием, госпожа Салиес, — вежливо ответил мэр.
Он же всегда вежливый, даже когда ко мне чрезмерно волосатый ворвался, даже тогда… Джонатан, что же ты делаешь?!
Я попыталась замычать, отчаянно задергаться, издать хотя бы один звук, пусть упасть! Тогда просто грохот будет и он услышит… Все, что угодно, лишь бы остановить его!
Но скрип закрывшейся двери, звук уверенных шагов и голос Грехен:
— Присаживайтесь, господин мэр, сейчас принесу чай.
— Благодарю вас.
По моим щекам потекли слезы. Отчаянные горькие слезы совершеннейшего бессилия!
Грехен, все так же шоркая ногами, вошла в кухню. Бросила на меня насмешливый взгляд, издевательски приложила палец к губам, словно призывая к молчанию, взяла мою чашку… Чувствуя, как соленые капли стекают по щекам на шею, я проследила за тем, как старая ведьма выливает все из моей чашки и чашки Люсинды в чайничек, после протирает чашку Люсинды, ту самую, с едва заметной трещинкой, свою чашку. Располагает это на подносе, перекладывает туда же блюдо с булочками, ставит чайничек и, подмигнув мне, уходит со всем этим к Джонатану… Фактически убивать его!
Тьма, я хочу умереть!
— Давайте я вам помогу, — слышится из гостевой комнаты ведьмы.
— О, вы так любезны, господин мэр.
Звон посуды в поставленном на стол подносе. Следом журчание наливаемого чая.
— Сахар, господин мэр?
— Да, два кусочка, если вам не сложно, госпожа Салиес.
Джонатан, нет! Нет, пожалуйста! Если на меня, ведьму, этот чай так подействовал, тебя вырубит с двух глотков. Не пей, умоляю тебя, только не пей!
Но вопреки всем моим мольбам, я слышу:
— Мм-м, какой необычный вкус. И эта легкая горчинка придает напитку нечто невероятное.
— Рада, что вам понравился чай, господин мэр, — ядовитый, полный торжества голос Грехен!
Я перестала дышать…
