– Ой, насмешила! И как же это ты полетишь?
– На крыльях!
– Будто они есть у тебя?!
– А вот представь себе!
– И откуда же?
– От любви! Не знаешь разве: о тех, кто влюблен, говорят – парят в небесах. А разве можно парить без крыльев?
Джози сделала шаг, другой, подошла к самому краю обрыва. Раскинула руки, взглянула в пасмурное небо и закричала что было сил:
– Ричард! Я к тебе! Слышишь? Не смей умирать!
И тотчас же за ее спиной взметнулись сияющие ангельские крылья. Она взмыла в небо и теперь уже с высоты глянула на беснующуюся Цветочницу: летать та не умела – только ползти белесым туманом…
Дождь перестал. Вышло солнце, торжествующее и яркое. Чтобы больше не гаснуть. И показало Джози, куда лететь…
Они расстреливали Садовника семенами мангрового дерева. Живородящие, те прорастали прямо в теле, разрывая ткани и тем самым, должно быть, причиняя жуткую боль. Обычно их жертвы корчились, вопили и молили о пощаде. Но этот, синеглазый, оказался особенно упрямым. Он лишь вздрагивал, когда очередное семя вонзалось под кожу, и терял сознание – да и то всего пару раз. Однако за все время экзекуции с его губ лишь иногда срывались приглушенные стоны. Хотя по телу, напряженному и натянутому на «раму», скользили потоки крови, смешиваясь с потом.
Отправители Наказаний были в ярости. Эти демоны питались отчаянием. Им жизненно необходимы мольбы и крики жертвы. Поэтому сейчас, голодные и злые, они стремились сделать все, чтобы добиться желаемого результата. И вот, посовещавшись, они решили ударить его особым заклинанием. Но вожак, оглядев истязуемого, уныло качнул мордой:
– Поздно! – пробулькал демон. – Он уже читает Скрижаль.
И Отправители Наказаний заволновались и загомонили, недовольные таким поворотом дела: Садовник умирал, а им так и не досталось пищи! А в том, что жить их жертве осталось недолго, сомнений не было: лицо совсем бледное, потрескавшиеся губы, темные тени вокруг глаз и тело, больше похожее на клумбу. Но особо Отправителей Наказаний бесили слезы, что текли из остекленевших глаз жертвы. Ведь это означало, что нечто смогло задеть самые сокровенные струны его души. Но что это – им никогда не узнать: внутренний мир Садовника закрыт для них. Оставалось только беспомощно злиться и голодно урчать.
У боли, как и у радости, не много оттенков. Самый нестерпимый – сияющий белый: он выжигает изнутри, лишая дара речи. Только слезы – концентрированное страдание – могут течь из глаз. Сияющая Скрижаль, где было записано все прошлое и настоящее каждого Садовника, от рождения до смерти, заставила его познать высшую боль…
Все представлялось ему четко и объемно, так, что, казалось, можно коснуться всего, что видишь, столь живо и осязаемо оно было.
…Посреди серой лондонской улицы стояла хрупкая молодая женщина. Ее плечи содрогались от надсадного кашля, от которого на платке, что она отняла от губ, оставались алые пятна… Но ребенок, маленький мальчик, не замечал этого, он упрямо тянул мать туда, где заманчиво светились окна кондитерской.
– Мама, ну купи мне ватрушку! Ну купи! – не унимался малыш. Женщина улыбнулась ему, бросила грустный взгляд на дверь аптеки, куда, собственно, и направлялась, выйдя из свой каморки в этот дождливый вечер. Но ребенок поменял ее планы. Достав из кармана мелочь, она задумчиво пересчитала монеты, затем, вздохнув, кивнула малышу и, взяв его за руку, сказала почти весело:
– Конечно, мой славный мальчик, я куплю тебе самую большую и вкусную ватрушку!
Малыш просиял, и они вместе зашагали в сторону кондитерской…
Острый мучительный стыд пронзил глубже и вернее, чем семена мангры. Хотелось не просто умереть, хотелось исчезнуть и никогда не быть… Права была тетушка: он гадкий!
– Вовсе нет, – произнес нежный голос рядом: – Ты – глупый! Ты такой невозможно глупый!
С него сняли очки, да и сознание мутилось, поэтому он не сразу разобрал: перед ним живая женщина или видение из прошлого? Лишь когда прохладные пальцы коснулись его щеки, он будто пришел в себя…
– Дж-ж-жо-з-зи-и! – с трудом выговаривая буквы и не веря тому, что произносит, прохрипел он.
– Тсс! – протянула она, прижав палец к его губам и размазывая по своим щекам слезы. – Они шипят и хотят меня сожрать…
– Вам нужно уйти… – задыхаясь и отплевывая кровь, глухо сказал он.
– Ни за что! Я убью их за то, что они сделали с вами!
– Как?
– Вы знаете, что нужно сделать! – почти грозно произнесла она. – И поторопитесь!
– Но ведь вы…
