– Зато он так много пережил!
– Но вы ведь все равно уволились, – раздраженно застыл на месте Михаил.
– А сейчас – передумал! Это, может, мой педагогический долг! Я осознал свою ошибку и прошу дать мне шанс все исправить!
– Ну, может, действительно? – с сомнением произнес Михаил.
– Если что, спросите у Максима мой телефон, – примиряюще улыбнулся Николай, стоя уже за порогом дома. – Совершенно необязательно переводить его прямо сейчас.
– Так и сделаем, – выдохнул отец.
– Даже не думайте! – погрозил старик кулаком небу.
– Но напоследок, чтобы не с пустыми руками уезжать, – проигнорировав грозные жесты, обратился дядь Коля к Михаилу. – Вы не могли бы мне помочь? – показал он на пиджак. – Достаньте из внутреннего кармана коробочку, будьте добры. Руки не совсем меня слушаются.
– Да, разумеется, – засуетился Михаил и выудил потертый квадратный коробок из бересты шириной полтора сантиметра и десять высотой.
– Откройте, вот так, спасибо. – Николай бережно подцепил рукой лежащий в коробке прямоугольник темного дерева, показал хозяину дома и со всей серьезностью спросил: – Вы не будете против?
Тот не сразу понял вопрос, зачарованно глядя на угловатую резьбу из рун и грубых обозначений волн и корабля с распахнутыми парусами на нем. А когда осознал – медленно кивнул, не особо веря тому, что происходит. И сварливый старик как-то притих, с совершенно непонятным выражением лица наблюдая за происходящим.
Николай, дождавшись разрешения, просто приложил дощечку к стене над дверью. Убрал руку, а та осталась на месте, будто бы зацепилась за что-то…. Но каждый из трех присутствующих знал, что крепление надежно и не страшны ему ни стихия, ни время, ни злая воля человека. Даже если будет пожар – все сгорит, но не косяк этой двери с защитной меткой на нем. Только двое во всем мире могли ее снять – хозяин дома, давший разрешение, и особый человек, коему Древичи доверили размещать охранные калиты, своим словом и именем защищая всех обитателей сего места.
– А… – растерянно протянул Михаил. – Нам за это… Надо будет… Ну…
– Пока Максим живет в этом доме – нет.
– А вам Максим кто? – не удержался от вопроса старик.
– Всё, – загадочно ответил Николай и коротко поклонился. – Всего наилучшего.
Глава 10
Поверхность стола помнила множество рук: их силу, проминающую дерево от злости, их глупость, от которой на ровной поверхности остались борозды от ногтей и стали. Некоторые ужасались содеянному и пытались выровнять, сгладить порезы. Другие обманывались, думая, что царапины останутся безымянными – их слишком много, этих рук, чтобы определить виновника. И только плотник знал всегда – ему заплатят. Чужие грехи навсегда исчезнут под слоем лака на крепко сколоченных досках. Гладь обновится, но люди продолжат совершать ошибки и платить за них.
На угол стола лег прямоугольник из синего картона, украшенный паутиной серебристых линий, свитых в старомодную букву «В». Движение рук – и упаковка раскрылась пеналом, демонстрируя десяток ромбиков с мизинец величиной, обернутых золотой фольгой. Драгоценная оболочка – для драгоценного содержимого.
Легкий кивок – и еще пять таких же упаковок легли рядом.
Солидный звук касания поверхности лучше слов рассказал о весе. Витая эмблема подтвердила качество. Количество соответствовало договоренности. Но тишина за столом не сменилась беседой.
Еще шесть упаковок легли на стол – выкладываемые чуть дрожащей рукой, раз за разом все более нервно, пока последняя чуть не упала на пол из-за неловкого жеста.
– Верни ее! – Чего было больше в этом крике – страха, надежды или отчаяния?
Пальцы, украшенные перстнями, коснулись синих граней, неспешно отсчитали шесть и легонько придвинули к себе. То, что было положено сверх обещанного, осталось нетронутым. А просьба – неуслышанной.
– Вот, возьми еще, – суетливо двигаясь, проситель выложил еще четыре упаковки, уже не так ровно выставив их на поверхности стола.
Огрехи расстановки были тут же исправлены – пальцы задумчиво огладили солидные упаковки, медленно, неторопливо выравнивая по линии. А затем решительно отодвинули от себя одну за другой. Ответ – отрицательный.
– У меня нет больше. Может, деньги? – В этих словах осталось только отчаяние. – У меня есть, вот! Я могу принести еще!
– Мы же не работорговцы, – с укором прозвучало в ответ.
И растрепанные купюры, собранные нелепым комом, замерли в руках на полпути к столу.
– Чего ты хочешь? Я на все согласен!
Сквозь растрепанную челку длинных волос горели упрямством глаза, и даже сутулость на миг обернулась силуэтом загнанного зверя. Пожалуй, он действительно был готов идти до конца.
