Тони помнил, что после этой фразы Сонни должен встать из-за стола и выйти в коридор. Но тут Грант коснулся тачпада, навел курсор на компьютер на столе у Сонни и быстро кликнул на него – зачем, ведь это просто часть фона, кликай хоть до послезавтра, игра не отзовется!
Игра отозвалась. Она возмущенно заявила: «Би-и-и-ип!»
– Попрошу без непристойных выражений, – промурлыкал Грант.
Игра еще раз выразила свое возмущение и исчезла с экрана. Ее место занял текстовый файл.
– Думать подано,[10] – улыбнулся Грант.
– Ловко! – оценил Тони. – Таким манером у тебя долго можно искать спрятанное – и не сказано, что найдешь.
– Искать? – мягко переспросил Грант. – Ну, нет. Если хоть кто-то будет в моей машине хоть что-то искать, – то есть совершать любые действия, кроме заранее предусмотренных, – информация просто самоуничтожится. Останется только игра.
– Ты маньяк! – радостно ахнул Тони.
– Точно. Компьютерный Ганнибал Лектор. Посторонняя лапа, протянутая к моему нетбуку, совершила недопустимую операцию и будет откушена.
– Тогда я лучше не буду протягивать, – хмыкнул Тони. – Сам показывай, что тут у нас есть на этого шутника.
Пальцы Гранта заскользили по клавишам.
Неоднократно изученный вдоль и поперек распорядок Кевина Олдербоя безропотно явил себя для новой проверки.
– Деловые обеды… не подходит…
– Уверен?
– Полностью. Разное время, разные места, разные люди. По большей части те, кому Олдербой не доверяет. Причем место и время не всегда выбирал он сам. Да и возможность отлучиться из-за стола незамеченным хоть на десять минут – нулевая. Нет, это пустой номер.
– Посещение театров и выставок… разных. Бизнесмену положено выглядеть культурным.
– Вот разве что выглядеть. Судя по списку посещений, в искусстве он не смыслит ни бельмеса.
– Да неважно, в чем он там смыслит. Главное, что и эти вылазки – пустышка. Он же туда ходит, чтобы быть на виду. Покрутился на открытии выставки, журналистам поулыбался – мол, вот он я, современный деловой человек, однако не чужд, знаете ли, не чужд… новые веяния в искусстве… в общем, обычный набор благоглупостей. И куда он потом денется? К тому же видеокамеры повсюду.
– Пустышка?
– Однозначно. Я бы скорей уж присмотрелся к тем выставкам, которые он спонсировал.
– Отпадает. Сам посмотри – разные места. Причем не все даже в Лондоне. Ну, не таскает же этот хомяк-эстет свои сокровища в защечных мешках!
– Не таскает. Смотрим дальше.
– Так… раз в три месяца – профилактический осмотр у врача, раз в два месяца – у стоматолога… а он себя любит, оказывается.
– Любит, да. Холит и лелеет. Но нам это ничего не дает.
– Почему? Из-за посетителей?
– Да нет, они как раз скорее завеса, чем помеха. Но чтобы Кевин Олдербой два месяца ждал, пока он сможет проверить свою кубышку…
– Ты прав. Не станет он ждать так долго. Не тот человек. А жаль, так все складно получалось. Пресса бы вся изошла на заголовки. «Тайное укрытие похищенных шедевров под охраной маньяка-дантиста»!
– С бормашиной наперевес. Господи, что за трэш ты в кино смотришь?!
– Вообще-то по телевизору.
– А что, есть разница?
– Да, собственно, никакой. Что у нас там дальше?
– А дальше у нас – трижды в неделю тренажерный зал «Вершина Талиесина».[11]
Тони расхохотался, поперхнулся смехом и закашлялся.
– Вершина
– Абсолютно.
– Голову готов закладывать, Олдербой повелся именно на название, – все еще чуть хрипло заявил Тони. – Это же так в его духе. Интересно, кто владелец. Его, так сказать, собрат по разуму.
Пальцы Лестрейда еще раз быстро скользнули по клавишам, потом замедлились, а потом и вовсе остановились, напоследок огладив воздух над клавиатурой.
– Ну как же интересно, – отсутствующим голосом произнес Грант.
