– Вот с рукой ты напортачил, – издалека сказал Ерохин.
Пасечник осторожно согнал с запястья присевшую пчелу.
– Да-да, именно это, – согласился Василь Сергеич, шагнув ближе к убийце. – Когда ты помогал мне подняться, протянул левую. А когда здороваться стал – правую. Это все потому, Илья, что первое действие у тебя было непроизвольное, а второе осмысленное.
Пчела сделала круг и снова вернулась на запястье.
– Ты левша, голубчик мой, – с сожалением сказал Василь Сергеич. – И постарался сей факт скрыть. Зачем, спрашивается? Потому что знал, что искать мы будем левшу. Кстати, все равно зря старался. Твой прицеп следы оставил в лесу.
– Так и думал! – Пчеловод раздосадованно щелкнул пальцами. – Вот что значит в спешке все делать…
– Ты что же, хотел тела погрузить в прицеп?
– Хотел, – спокойно кивнул Илья. – Да не успел. Балакиревские пацаны заявились, надо было сматываться. Если б не они, я бы и следы замел, как всегда, и от этих шестерых ничего бы не оставил.
Ерохин подумал и присел на корточки, привалился спиной к дождевой бочке. Страшно ему отчего-то не было. Солнце светило в глаза, и он приложил руку козырьком ко лбу.
– Остальных – тоже ты?
– А кто же! – удивился пасечник. – Потихонечку, помаленечку…
Он ласково провел пальцем над пчелой – будто гладил воздух.
– А машины куда девал?
– Одну к Марьину озеру отогнал, чтобы ментов с толку сбить, – рассудительно отозвался пасечник. – А другую в болоте утопил. Тут у нас такие болота, Василий, – танк можно схоронить, не то что легковушку.
Пчела, наконец, снялась и тяжело полетела домой, к улью. Ерохин смотрел на загорелого голубоглазого великана, улыбающегося ей вслед.
– Зачем же ты, Илюша, такой грех на душу взял?
Пасечник перевел на следователя непонимающий взгляд.
– Ты о чем, Вася? Какой такой грех?
– Людей ты убил, Илья, – ласково, словно разговаривая с ребенком, напомнил Ерохин. – Многих людей. Вчера вот шестерых, до этого четверых и прежде троих…
Василь Сергеич осекся. Пасечник от души смеялся. В лесу отозвалась свистом какая-то пичужка.
– Какие же это люди? – мягко и в то же время снисходительно сказал Илья, отсмеявшись. – Ты, Вась, глупость сморозил, честное слово! Это не люди, это совсем другие существа. Не хомо сапиенсы даже.
Он поднялся, и Ерохин быстро опустил руку к кобуре. Но пасечник зашел в дом и почти сразу вернулся с двумя кружками.
– Не пиво, квас. – Он протянул одну следователю. – Домашний!
Василь Сергеич сжал ледяное стекло в ладонях. Илья отпил, как ни в чем не бывало, и вытер ладонью губы.
– Фух! Хорошо! Так о чем мы с тобой?..
– Про хомо сапиенсов.
– Точно. Василий, ты же умный человек. Неужели ты в самом деле думаешь, что вот эти, которых я кончил, – они из наших, из людей?
– Думаю, да, – очень серьезно сказал Ерохин.
Пасечник сдвинул брови и некоторое время пристально смотрел на него. Затем отставил кружку в сторону.
– Ты не шутишь? Да видел ли ты их, Вася? Видел, что они делают? Ты посмотри вокруг! – он взмахнул рукой. – Глянь, какая красотища! Река течет, сосны шумят! Какому человеку придет на ум все это изгадить и испортить? Нет такого человека! Может, один выродок найдется на тысячу, да и тот умом тронувшийся. А эти… – он сжал кулаки. – Сосны рубят для костров. Бутылки расстреливают. Вся земля в осколках, вся изранена! По соловьям из духовушек палят, тыц-тыц-тыц свой врубают, так что лес содрогается! А дерьма от них сколько! Бывает, придешь – и вся поляна в кучах, будто стая болезных кобелей дристала! А это всего лишь одна семья приезжала отдыхать. И все в мусоре, все в гадости! – Он тяжело перевел дух. – Я давно понял: это для них не родное место, не родная земля. Они не отсюда, Вася! Это лимита понаехавшая, с другой планеты! Не знаю, зачем они здесь. Может, базы готовят для своих кораблей. Поработают тут, испортят все что можно – и вернутся к себе, на какой-нибудь Ыхдыщ. А может, и того хлеще – это и есть самый натуральный захват. Тайный и бескровный. Только нам ведь с того не легче, что уроды инопланетные не ресурсы с нашей Земли качают, а попросту превратили ее в туалет планетарного масштаба! Ты видел, как они на соснах матерщину вырезают? Как в песок на берегу консервные банки закапывают? Слышал, как орут не переставая? Нет, Василий, никакие это не люди, – с глубоким убеждением сказал он. – Это – чужие в исконном значении слова. Враги. Твари, которых надо уничтожать. Двух прикончишь, трех, двадцать трех – глядишь, оставшиеся задумаются. Испугаются. Не станут соваться больше туда, где их брат пропадает. А я за ними грязь и мерзость приберу, сосны залечу, песок прибрежный почищу – и понемногу снова станет можно жить.
Пасечник одним глотком опустошил кружку и с громким стуком поставил на крыльцо.
