Женщина хотела, чтобы Лорио принадлежал только ей и не подпускал к себе юных красавиц.
— Он ослеп?
— Вы сочиняли бы красивые поэмы, генерал. Но могла ли любовница быть уверена, что невеста бросит слепого? Ревнивица попросила, чтобы Лорио не мог овладеть ни одной девственницей, но чтобы она сама по-прежнему могла удовлетворять его страсть. Ее услышали, но то ли не так поняли, то ли пошутили. Чрево Лорио принялось расти и стало столь огромно и тяжело, что ему пришлось забыть не только о свадьбе, но и о седле и доспехах. Изуродованный полководец отказался видеть свою невесту и остался в этом непреклонен, хотя девушка долгие ночи простаивала у его дверей.
Два года Кипара управлял провинцией, отдавая приказы из окна дома или из повозки. Говорили, что у него отнялись ноги. Позорную тайну знали лишь доверенные слуги, охрана из числа варваров-агмов и любовница, которая вновь стала навещать затворника. Так продолжалось, пока анакс не посетил нынешнюю Марагону. Видимо, ему донесли, что здесь происходит нечто странное.
Остановить государя никто не посмел, он вошел в дом и увидел, что стало с его былым соперником. Анаксу это зрелище столь понравилось, что он, подарив Кипаре озеро вместе с окрестностями, велел немедленно вернуться ко двору. Лорио поблагодарил за оказанную честь, однако испросил месяц для устройства дел провинции. Он их в самом деле устроил, но в последнюю ночь исчез вместе с охраной, и никто не знает его дальнейшей судьбы.
Уходя, Кипара оставил завещание, согласно которому все, чем он владел, переходило к брату его невесты. Анакс, узнав о происшедшем, видимо, устыдился своего поступка. Он запретил своим спутникам вспоминать о судьбе полководца и подтвердил права предков Альт-Вельдера на его земли; будущие Вальки, однако, отказались считать себя хозяевами, так как дожидались Лорио. Не дождались… Вас не удивляет, что эта история мало известна? Я ее узнала, лишь выйдя замуж.
— Ничуть. Анаксу в самом деле было нечем гордиться.
— О да, а в его свите собрались люди разумные. Иссерциал начинал именно там, писцом под диктовку, он не только записывал, он запоминал и потом использовал. Во благо анаксии и за достойную плату. Вы хотели что-то сказать?
— Ничего… Раз с Лорио были варвары, они могли отправиться в Торку.
— Очень может быть. Вы не спрашиваете про любовницу?
— Извините. Я думал, если бы с ней что-то произошло, вы сказали бы.
— Это вы извините. Я отвлекла вас от дел и донимаю не слишком красивыми преданиями. Мой брат — смелый человек, а вот я — нет. Мне нужна помощь, генерал, и я не хочу… Не могу обращаться к Валентину. Он слишком много сделал для того, чтобы наша семья повернулась к Талигу лицом. И при этом я больше не имею права молчать. Позавчера я пыталась поговорить с Савиньяком и позорно струсила.
— Я сделаю все, что в моих силах. Что именно?
— Не так быстро, генерал. — Женщина попыталась улыбнуться. — Вы командуете авангардом и привыкли к стремительности. Я так не могу.
— Я буду ждать.
— Наше семейство постепенно начинает тянуть вас в свой омут. Сперва Валентин, потом — я… Вы помните, чем закончился ночной разговор?
— Вы пожаловались на усталость и попросили всех уйти.
— Мне было нужно остаться одной. Я думала всю ночь и поняла, что должна признаться, а вы мне в этом поможете.
— Как, сударыня?
— Просто будьте рядом… или нет, я опять сбегу. Граф Савиньяк сейчас в саду вместе с этой девочкой и Валентином — нам нужно их найти, и вы им передадите все, что я сейчас расскажу.
3
До сего дня Лионель думал, что знает о гоганах лишь самое главное, сейчас он понял: главное-то как раз и неизвестно, причем не только чужакам, но и самим «куницам». Мелхен могла ответить разве что на треть задаваемых ей вопросов, а ведь девушка не раз и не два прочла пресловутую тайную книгу, в которой правнуки Кабиоховы смешали луну с жареными курами. Но у гоганов подобная книга хотя бы была…
— Сударыня, — уточнил Савиньяк, — прошу меня простить, ваш народ в самом деле полагает красивыми лишь очень толстых женщин?
Девушка свела густые темные брови:
— У нас и у вас разные слова. У вас есть толстое дерево, толстое одеяло и толстый человек. У нас говорят, что живое исполнено соков. Это красиво, как красиво лето, а худоба уродлива, как иссохший ствол и лишенный плоти скелет. Мои сестры очень хороши, но я родилась от материнской печали, а в печали не может быть красоты.
— Баронесса, — весьма кстати вмешался Придд, — неужели вы считаете мою сестру уродливой?
