не можем.
— Угу, — кивнул Бонифаций и перевел взгляд на стоящие в углу часы. К слову сказать, гайифские. — Не рано, а умерщвление плоти еще никого к Создателю не приближало. Во гроб загоняло, не без того, только душу делом спасают, вот мы и спасем… Значит, радость моя, тянем со сквернавцев золото и внушаем им потихоньку, что с Талигом при посредничестве Альберта, которому тоже неплохо бы заплатить, нужно договариваться. Благо Орест заладил одно — бросайте все и помогайте Паоне от шадов отмахиваться. Превосходительный, что у Коннера сидит, жалуется: прежде слезные вопли, мол, нас тут грабят, ровно в песок уходили. Нынешняя власть, по всему, не лучше. Сказать чего хочешь?
— Хочу. Про маршала.
Крючок остался непроглоченным, однако Матильду это не задело, уж больно ей нравилась пришедшая в голову мысль.
— Надо, чтобы чинуши взяли в оборот Капраса сами. Деньги деньгами, Альберт Альбертом, только без собственной силы им между бакранами и Паоной не выжить. Когда под рукой армия — и талигойцы с алатами сговорчивей станут, и богоданец, прежде чем цапнуть, подумает.
— А что? — почесал нос Бонифаций. — Так и сделаем… На завтрак были бакранские безобразия и свидание Лисенка с Капрасом. Наши переговоры и последующие негоции — обед, ну а ужин опять Баате подавать. Взял вояку павлиньего в родичи, пусть его и убалтывает не мешать морискам изничтожать ересь, ибо волк, режущий паршивых овец, угоден Создателю.
Паршивых овец Матильда спасать не собиралась, но постоянные разговоры о ереси навязли в зубах, к тому же принцессе внезапно захотелось чего-то потребовать. И получить.
— Знаешь что, — объявила ее высочество, — хватит эту вашу Ожиданку везде совать! Ты и по-человечески говорить можешь, сама слышала. Только что. Вот впредь так и говори.
Супруг не возражал. Правду сказать, он вообще рта не раскрыл, просто запер двери и задернул что-то вроде портьер. Средь бела дня, не дожидаясь обеда, будучи духовным лицом и вообще кардиналом. Матильда еще успела вспомнить Адриана с Левием и подумать, что олларианство победило эсператизм отнюдь не случайно. И поделом.
3
Реветь Гирени умела не хуже, чем хлопать в ладоши и смеяться. Глаза кагетки в одно мгновение наполнялись слезами, точеный носик краснел, и начиналось… Девчонка давала фору хорошему фонтану — правда, остановить ее было проще простого: поцеловать и исполнить желание, но вот этого-то Карло и не мог.
— Ты уедешь! — страшным голосом повторил маршал. — А если ты… Если ты будешь меня… Если я рассержусь, то отправлю тебя в Ионику. К губернаторскому зятю.
— Дет!!! Де дадо!..
Теперь это было два, четыре, восемь фонтанов. Гирени рыдала, Капрас держался, вздернув подбородок и сжав губы. Так он стоял, когда его распекали в Коллегии за проигранную Коллегией же кампанию. Тогда Капрасу хотелось схватить Доверенного стратега его величества за горло, слегка придушить и отшвырнуть в украшенный императорским бюстом угол, после чего уйти. Грубо выругавшись и плюнув на навощенный до зеркального блеска пол. Желание было почти непреодолимым, но Карло все же сдержался и вышел от Забардзакиса, сохранив перевязь. Остался цел и бюст Дивина, но не тронуть ненавистное начальство было легче, чем не целовать исходящую слезами глупышку.
— Ты уедешь! — опять прорычал маршал, принуждая себя стоять столбом, так как первый же шаг вперед означал капитуляцию почище фельпской. — Выбирай: Турагис или Домприс?
— Я хачу с табой!!! Нэ давай мэня другим мужам… Что я дэлала нэ так?! Я ношу тваего патомка… Ани выбросат его слугам!
— Чего?! — не понял Карло. — Кого выбросит? Кто?
— Мужи нэ лубят чужих патомков! Они хатят женчину и детков от себя! Нэ дари мэня!
— Создатель… — Капрас из последних сил отскочил к двери и уселся на стул, благословляя поставивших его возле самого входа монахов. — Что ты несешь? Куда тебя отдают?
— Ты гаварил… Ты сам гаварил… Зять, он толстый и красывый… Как мой прошлый гасподин. Зять приносил мне вкусности… Он патом прасил, и ты нас с деткам отдавал! Он тэбэ палэзный…
— Чушь какая! — Только не вставать! Не приближаться, не целовать, не гладить, не обнимать! — Граф Домприс женат и любит жену. У него две дочери, ты ему не нужна. Он приходил из вежливости.
— Мужи нэ ходат дла вежливасти к чужим женчинам. Толко сматрэть!
— У нас ходят. Чтобы сделать приятное мне, делают приятное тебе. Привыкай!
