Рафиано, была откровенна, теперь я откровенна с тобой.
— Вот ты и бросила на весы последнюю песчинку. — Ли видел отлично, но порой щурился. Коты и кони в таком случае прижимают уши. — Минуту назад я не знал, скажу тебе или нет, теперь знаю. Отца застрелила графиня Борн. Карл всего лишь прекратил агонию, спас жену и отправился в Занху. Месяц назад Габриэла Борн утонула, и Придды заговорили. Карл почти согласился сдаться, но Габриэла не сомневалась в победе и сожгла за мужем мосты.
— Ты поверил? — выдавила из себя Арлетта.
— Это все ставит на свои места. Ты помнишь показания Борна?
Она помнила.
— Возьми письма Бертрама, там много важного, в том числе про скверну, и ступай спать. Или не спать… Когда я вспоминаю, я должна быть одна.
Встал, собрал бумаги, резко развернулся, вышел. Ли не говорит не нужных слов никому, Фриде уж точно он не сказал ничего опасного, но ненависть — вроде омелы: чтобы разрастись, земля ей не требуется.
Графиня подошла к окну, в которое скребся ветер. Сын прав, что рассказал, но имя убийцы не меняет ничего. Занха была мелочью, хоть и справедливой: возмездие, в отличие от мести, необходимо. Чтобы негодяй больше ничего не натворил, чтобы люди видели — мерзавцы свое получили, только чужой смертью дыру в жизни не залатать. Арно нет и не будет, его не заменят ни сыновья, ни внуки, ни притчи, ни Талиг… Как бы мальчишки ни бросали ей в окно цветы, как бы важны ни были дела, она одна.
— Мама.
— Ты еще здесь?
— Я ждал в гостиной. В Сэ ты тоже уходила стоять к окну, я помню.
Сыновья не обнимали ее с одиннадцати лет, Арлетта сама их отучала, это было невероятно трудно, особенно с младшим, но сегодня Ли сделал по-своему. Мать и сын долго молчали у остывающей печи, а потом заговорили о Старой Эпинэ и опытах графа Валмона.
Глава 4
Талиг. Старая Придда.
Бакрия. Хандава
1
Непонятная штуковина над главной башней Хандавы гордо реяла, извивалась и колыхалась, бестактно напоминая о том, как виконт Валме подъезжал к замку в обществе Алвы. Стань Марсель пьяненьким кардиналом, он зашмыгал бы носом, но рядом гарцевал приосанившийся Бурраз, и бывший урготский посол даже не вздохнул.
— Казар уехал, — внезапно сообщил казарон. — По южной дороге.
— Значит, — виконт злобно выдернул из грядки души морковь печали, — эта штука вроде флюгера, только указывает не направление ветра, а дорогу казара?
— Последние двадцать семь лет, — охотно подтвердил посол. — В старые времена лент было столько, сколько казаронских родов, все они были равной длины и связывались в единый узел, сквозь который проходило копье. Адгемар заменил узел золотым шаром и назвал его сердцем солнца. Казаронам очень понравилось… Я хотел сказать, большинству казаронов.
— Кто-нибудь из тех, кому не понравилось, еще жив? — полюбопытствовал Марсель, вообразив на месте одного из неоценивших папеньку. Правда, тогда Ворон с пистолетом Адгемару вряд ли бы потребовался.
