— Не нравиться может как громко, так и тихо. — Кагет улыбнулся роскошной дипломатической улыбкой. — Поскольку я следую к своему государю с важным донесением, я не должен заезжать в чужие замки.
— Если замок чужой, — слегка удивился талигоец, — как на нем оказался этот лилион?
— Казар Баата увидел свет в Хандаве, и, когда он был коронован, крепость получила право на «сердце солнца». Конечно, бакраны могут его снять… Мы простимся на мосту.
Мост виконта более чем устраивал. Как и отсутствие в Хандаве Бааты.
— Желаю вам побыстрее понять, нравится ли вам… последняя кагетская мода. — Марсель сверкнул зубами вряд ли хуже кагета или волкодава. — Только не говорите мне, что в ваши годы поздно менять покрой камзола… Простите, запамятовал, как называется то, что на вас надето.
— Гав-быр-гав-гав, — пролаял Бурраз. Повторять виконт не рискнул, это сделал вертевшийся возле всадников Котик, растерявший в дороге последнюю львиность.
— Он запомнит, — пообещал Валме и протянул руку. Рукопожатие вышло не столько посольским, сколько боевым, и кавалькада в шикарных «гавбырах» устремилась по следу Лисенка. Валме подождал, пока кагеты не исчезнут из виду, и завернул мориску к Хандаве, даже не глянув на свой эскорт и следующего с оным смиренного брата Сэц-Гайярэ.
Массивные, сложенные из здоровенных камней стены вырастали стремительно, заслоняя и окрестные горы, и небо; теперь, чтобы разглядеть реющую штуковину, пришлось бы задирать голову до потери шляпы. Шляпу Марсель давно променял на кэналлийский берет, но взирать на «сердце солнца» все равно не хотелось.
—
Рассказывать про Алву Марсель не собирался, будь его воля, виконт и про Олларию умолчал бы, только дорогой Бурраз и явно не дешевый Пьетро выбора не оставляли. Да и Дьегаррон с его адуанами за прошедшие недели успел узнать слишком много, чтобы вранье имело смысл.
Раздавшийся в ответ надсадный и при этом жизнеутверждающий вой мог бы испугать, но Валме помнил длиннющие бакранские трубы и знал, что ревут они исключительно от радости. О бедах дети козла предпочитали молчать.
— Нам рады, Капитан, — объяснил виконт прижавшей на всякий случай уши кобыле. Мориска то ли поняла, то ли поверила Котику, с которым за время пути успела сдружиться. Ворота неторопливо открылись, выпустив пару козлеристов. Васильковых рогов Марсель еще не видел, и это наверняка что- то да значило.
— Замок Хандава приветствует виконта для особых поручений! — оттарабанил красивый бакран с синей, в цвет рогов, повязкой вокруг головы. — Теньент Жакна, начальник славного дневного караула. Радостна ли твоя дорога, гость?
— Я стремился к своему козлу, — проявил учтивость Валме. — Воссоединение с ним — большое счастье.
— Он ждет тебя! — сверкнул очами, потому что это были именно очи, а не какие-то там глаза, бакран. — Я проведу тебя, а о твоих людях позаботятся мои люди. Только скажи, что ты ручаешься за каждого из них.
— За адуанов и солдат я, несомненно, ручаюсь, — теньент Жакна не походил на гайифского шпиона, но осторожность есть осторожность, — за капитана Темплтона тоже. Кроме них с разрешения регента с нами путешествует эсператистский монах. Неприятностей от него не будет, но что у него в голове, не представляю.
— Он будет сыт, но дальше первой стены не пройдет. Идем!
То, что ведут его не к Бонифацию и не к бакранскому начальству, виконт осознал лишь в одном из многочисленных замковых дворов, превращенных в козлятню. Простых рогачей держали на привязи, но Мэгнус удостоился отдельного загона, над входом в который красовался козлиный череп. Мало того, на мертвые рога навязали черные и зеленые ленты, и это было столь трогательно, что Марсель не мог не ответить на любезность.
— Я привез привет от вашего друга, — объявил спутнику виконт, — он верит, что копыта бакранских козлов будут и впредь попирать зло и нести к победе.
— Когда
— Регент вернется, когда это будет нужно, а мы должны быть достойны его доверия, — неопределенно обнадежил Валме и вступил в загон. Его
