Дикого братства. Поэтому, с твоего позволения, как официального опекуна, с сегодняшнего новолуния и до следующей полной луны я буду забирать его с собой по ночам. А в полнолуние мы исчезнем на несколько суток.
Матушка взглянула на Веся. Тот стоял за Торхашем и жадно ловил каждое слово, нервно подергивая ушами. Жизнь его народа касалась мальчишки неласковой дланью — но все-таки касалась, а не била, не возила мордой по земле. Подталкивала к своему пути. Разве могла Бруни этому мешать, если сама желала Веславу полноценного существования?
— Ты сам хочешь этого? — глядя в его горящие глаза, поинтересовалась она.
Оборотень пропустил вдох. И кивнул. Четко, по-военному. Видно было, как тяжело ему удержать бешеную энергию, рвущуюся наружу. Он ощущал жизнь — биение ее кипящего ключа где-то в районе сердца.
Матушка ободряюще улыбнулась ему и перевела взгляд на бесстрастное лицо Торхаша.
— Однако вы ошиблись, полковник, — заметила она. — Я забрала Веся домой с улицы, но и только. Могу ли я считаться его официальным опекуном?
— Хмм… — усмехнулся тот, взглянув на Кая. — Ты не сказал ей?
— Не сказал о чем? — Бруни тоже посмотрела на любимого.
Тот молча показал Лихаю кулак, полез за отворот камзола и вытащил пергамент, перевязанный оранжевым шнуром с магистратской печатью.
— Ну… — смущенно начал он. — После того, как тебе не понравился мой предыдущий подарок, я решил, что такой женщине, как ты, нужно дарить более практичные вещи… Колечко — это так, баловство! Поэтому я оформил на тебя опекунство Веслава. Надеюсь, из-за этого подарка мы не поссоримся?
— Садись, читай! — весело блеснув глазами, приказал Торхаш мальчишке. — Нечего глазеть!
Позабыв обо всем, Бруни и Кай целовались, будто после долгой разлуки. А затем он подхватил ее на руки и понес прочь, кинув другу через плечо:
— Ужинайте без нас!
На следующий день случилось небывалое. В трактир, робко оглядываясь и семеня, вошел Висту Вистун. И испуганно остановился на пороге.
— Добрых улыбок и теплых объятий, господин Вистун! — поспешила ему на помощь Матушка, вытирая полотенцем руки. — Проходите, куда желаете присесть?
Маленький Висту озирался по сторонам, будто потерял игрушку. И, кажется, Бруни начала догадываться, в чем дело.
— Садитесь сюда, — предложила она ему тот самый столик, за которым любила сиживать обездоленная любовью Туча Клози. — Отсюда прекрасно видно, кто входит в трактир, а вас почти не заметно. Чего желаете на обед?
Когда Матушка вернулась на кухню, в ее глазах скакали озорные демонята.
— Весь, — попросила она, — сбегай в Гильдию прачек, скажи Клозильде, мол, я велела передать, что кровяная колбаса сегодня куплена отменная!
Оборотень, любовно разделывающий индюшку, тут же надулся.
— Чего я-то? Видишь, делом занят!
Пиппо, усмехаясь, пузом отодвинул его от разделочного стола.
— Давай, клыкастый, лети стрелой, раз Бруни просит! А птичку я сам докромсаю!
— А зачем ей это говорить? — уже на пороге кухни подозрительно обернулся Весь. — Какая тут тайна?
Зашедшая в кухню Ровенна сухо хмыкнула:
— Вон она, тайна. У окна сидит, носатая такая!
— Где? — навострил уши мальчишка.
Старшая Гретель вытолкала его, приговаривая:
— Да иди уже, горе ушастое, а то, глядишь, уйдет кавалер-то…
Матушка едва успела нарезать и красиво уложить на блюдо кровяную колбасу, черный хлеб и плошку с ядреной горчицей, как в трактире раздалось мощное контральто Клозильды Мипидо.
Добавив на поднос пару кружек пива, Бруни поспешила навстречу.
— Это кто сидит за моим столиком? — грозно потрясая кулаками, вопрошала матрона.
Взбледнувший Висту стоял, вытянувшись, как на плацу, и поглощал взглядом тучевые округлости Клози, щедро вылезавшие из-под корсета.
— Это же Висту Вистун, — ставя поднос на стол, мило улыбнулась Бруни. — Вы, Клозильда, танцевали с ним у меня на дне рождения!
— Точно! — согласилась Клози, усаживаясь напротив и принимаясь за пиво. — А говорили мы…
Матушка с надеждой взглянула на главу Гильдии гончаров. И тот не подвел:
— Мы говорили о вдохновении! О чуйстве полета! — с чуйством напомнил он.
