Не по крови, нет, по работе.
— А вот это, — он достал из кофра тонкую картонную папку, опять же, крест-накрест, заключенную в бечеву, — плод усилий полицейского управления под моим руководством. Выжимки, так сказать, из дел…
— Всех дел? — спросил я.
— Полякова-Имре и Иващина. Дело Синицкого сразу к вашей службе перешло. По нему и отчета никакого нет.
— Николай Федорович! — со всей возможной искренностью произнес я. — Мне очень нужны ваши опыт и поддержка! Я и сам, честно говоря, своему назначению…
— Это решение государя! — воздел палец Сагадеев.
— Хорошо, — тряхнул головой я. — Но я предлагаю вам совместное руководство. На паритетных началах.
Какое-то время обер-полицмейстер смотрел на меня выпукло-блестящими в свете лампы глазами.
— Согласен, — дернув усами, наконец сказал он.
Снаружи чиркал безопасными спичками Майтус, зажигая фонари по бокам козел.
— Эх, люблю ночные путешествия! — заявил Тимаков. — Ты спишь, а расстояния летят себе! Если, конечно, дорога хорошая. Покачивает, знаете, как…
Он не договорил.
Где-то рядом заржала лошадь. Цокот копыт наплыл из-за спины, размножился. Лошадиное дыхание затуманило стекло.
Потом кто-то, спрыгнув, звонко впечатал каблуки в мостовую.
— Господин обер-полицмейстер!
Сагадеев приоткрыл дверцу.
— Да?
Неясная тень легла на стекло.
— Мы готовы.
Я заметил промельк серебряной пуговицы на обшлаге. Блезаны?
— Прекрасно, вы вовремя, — сказал тени Сагадеев и обернулся к нам: — Я решил, что нам не помешает охрана.
Карета качнулась. Майтус дважды стукнул по крыше ладонью.
— Ну, тронулись, — прошептал Тимаков.
Скрипя, провернулись колеса. Сагадеев прикрыл глаза. Гостиница осталась позади. Сердце мое сжалось: я еду, папа, я уже близко.
Глава 10
Первые десять минут поездки прошли в молчании.
Снаружи жил Леверн, раздавались крики торговцев, лаяли собаки, бросающиеся чуть ли не под колеса, катили мимо экипажи. Газовый свет сполохами бил в стекла.
— Господа, давайте опустим шторки, — попросил Сагадеев.
— Как скажете, — Тимаков, привстав, исполнил просьбу обер-полицмейстера.
В салоне сделалось темнее.
Сагадеев кивнул, выражая благодарность.
Скоро мощеные камнем улицы кончились, колеса зашуршали по песку, Майтус щелкнул кнутом, ускоряя каретный ход.
Один из охраняющих нас блезан, мелькнув, проскочил вперед.
Повозившись, я расстегнул саквояж. Мундир тут же выпер темно-зеленой пеной со стоячим воротничком.
— Бастель!
В свете лампы лицо Сагадеева показалось мне апоплексически-красным.
Он смотрел на саквояж с недоуменным узнаванием. Рот его скривился. Рука дернулась к мундиру.
— Николай Федорович! — воскликнул Тимаков.
— Господин обер-полицмейстер! — крикнул я.
— Дайте!
Сагадеев требовательно протянул ладонь. Голос его был тих, но страшен. Пальцы дрожали. Дрожала и нижняя губа. Отказать ему было
