невозможно.
Я извлек мундир из саквояжа и вложил в руку обер-полицмейстера.
— Я надеюсь…
— Благодарю, — оборвал меня Сагадеев.
Отклонившись, он встряхнул мундир, зачем-то понюхал воротничок, просунул кисти в рукава, вывернул их, дошел до внутренней пазухи-кармана.
Тимаков смотрел на него, открыв рот. Я, наверное, выглядел не лучше. Мне очень не хотелось думать о помешательстве.
— Вы знаете, — сказал Сагадеев, сосредоточенно ощупывая обшлаги, — когда отказываешься от преимуществ крови… ага!
Он вытащил из-за левого обшлага тонкий алый лоскут.
— Ваше, Бастель?
Лоскут затрепетал перед моим носом. Чужой крови в нем не чувствовалось. Но откуда он взялся, я не знал.
— Нет, не мой, — сказал я.
— Оч-чень интересно, — протянул Сагадеев, поднеся лоскут к свету.
Показалось, ткань украшают крючковатые значки, но более пристально обер-полицмейстер разглядеть мне их не дал — послюнявив пальцы, грубо затер рисунок.
— Так вот, — сказал он, сжав лоскут в кулаке, — это вещь серьезная…
— Разве? — спросил я.
Сагадеев вздохнул.
— Когда… Только это между нами, господа, хорошо? — Он дождался, когда мы с Тимаковым кивнем, и продолжил, уставясь на огненный язычок, трепещущий за колпаком лампы: — Я не противник существующих порядков. Когда пытаешься выяснить разницу между низкой и высокой кровью, по- любительски, конечно, то приходишь к однозначному мнению: да, низкая кровь изначально находится в подчиненном положении. Природа, господа. Жалость охватывает. Но! Углубляясь, замечаешь уже, что не все так просто. И вот это…
Сагадеев потряс кулаком с заключенным в него лоскутом. Чудилось, не ткань, а кровь просачивается сквозь пальцы.
Вот-вот капнет.
Во внутреннем пласте реальности лоскут слабо светился теплом обер-полицмейстерской, увитой чахлыми сероватыми жилками руки. Ничего необычного.
За неплотно прижатой к стеклу шторкой желтело поле, медленно ползли далекие тени — то ли кипы деревьев, то ли низкие облака.
— Вы, наверное, знаете, — сказал Сагадеев, — что существуют две ереси — ассамейская и западная. Если первая не признает Благодати и отказывает высшим фамилиям в избранности, то вторая и вовсе считает, что высокая кровь — подарок не Бога, но существа ему во всем противоположного.
Обер-полицмейстер сделал отвращающий жест, и мы последовали его примеру.
— Я знаком с ассамейской ересью, — сказал я. — «Эль-Муль» Хигона, труды Суб-Аннаха, состоящие из наставлений-суанов и притч на все случаи жизни. «А кто будет ставить себя выше неба по крови, не верьте тому. Чудеса их шарлатанство и отвод глаз, и власть их — давний обман». Примерно так. Суб-Аннаху вообще вроде бы верят безоговорочно, но за плененного офицера высокой крови золота просят все-таки в два раза больше.
Тимаков фыркнул.
— Ересь западная — другая, — сказал Сагадеев. — Более зубастая. Мы когда-то воевали с многочисленными западными народами. Не один экселенц-император Волоер грезил о мире, собранном под высокой кровью. Чтобы от океана до океана. Полония, Астурия, часть Пруссии приняли наш протекторат. Наместники сидели у болгар и ромов. А потом…
Обер-полицмейстер замолчал, с тяжелым удивлением воззрился на собственный кулак. Словно кулак вдруг вздумал своевольничать.
— Вон как, — услышал я его шепот.
Из-под пальцев пошел дымок. Сагадеев раскрыл ладонь, и мы втроем увидели, как лоскут почернел, а затем пыхнул искрами, обращаясь неопрятной горсткой сажи.
— Господин Тимаков, — быстро сказал обер-полицмейстер, осторожно отводя ладонь в сторону, — будьте добры, из моего кофра достаньте конверт…
Тимаков привстал.
Желтой вощеной бумаги конверт, извлечен, раскрыл треугольную пасть. Сагадеев не дыша стряхнул внутрь сажу.
— Так вот, — сказал он, убрав добычу в кофр. В руках у него появился платок, которым он принялся обтирать пальцы. — Лет сто пятьдесят назад нас стали потихоньку вытеснять из западных краев. Сначала шепотки и косые взгляды, потом проявления народного недовольства, мол, не на тех спину гнем, не хотим такой власти. Затем — убийства. Одиночные, групповые. Взбунтовались уезды и провинции. По городам завспыхивали костры. Высокую кровь отлавливали, признавали порождением Сатаны и жгли. Последнее восстание в Полонии — из той же области. И хорошо, что его удалось погасить.
