Мишином острове, но там давно городской дом с парком, Академия художеств и Публичная библиотека. Их сносить уже излишество. Удачный подарок мне когда-то сделала Анна Иоанновна. Хорошая была женщина.
Проще оказалось мельницу на пустом месте воздвигнуть. А от Петербурга всего несколько верст. Первое время жители столицы даже ездили на прогулки, любоваться диковинкой. Потом привыкли и перестали надоедать. С тех самых пор и трактир приличный имеется по соседству с рекой. Правда, без крепких напитков. Пиво разве. Не для напиться, а перекусить. А кому надраться не терпится, дальше в слободке кабак, тоже на полном ходу. Там по лицензии продажа с собственного винокуренного завода. Точнее, принадлежащего Стеше.
Примерно две с половиной тысячи ведер спирта в год гонят. Полстолицы с приезжими поит несколькими сортами водки и настоек, да еще и на губернию хватает. И кроме нашей продукции в округе всего шестеро поставщиков рангом пониже. Данный вопрос так и остался навсегда в подвешенном состоянии. С одной стороны, пьяницы вредны для семьи, общества и государства. С другой — винокурение немалый кусок государственного бюджета. Потому откупщиков запретили, но и монополию не стали внедрять. Проще иметь дело с акцизами. Частный бизнес процветает с получением разрешения и поставок по казенной цене. Всем не то чтобы хорошо, но привычно.
К нашему приезду уже собралась немаленькая толпа. Как всегда в подобных случаях, одних влекло простое любопытство, желание поглядеть на редкое и, может быть, забавное зрелище. Другие пришли, искренне желая успеха новому предприятию, обещавшему оживить торговлю и промышленность всего края. Третьи со злорадством предсказывали полный провал и предостерегали всех держаться подальше от проклятой машины, которая рано или поздно взорвется со многими жертвами. Это особенно важно — максимально кровищи в мечтах и на словах. Иначе неинтересно.
Ну кое-кто из соседей прибыл — это понятно, а простому люду нечем заняться? Кажется, в слободке живут просто замечательно, и полно свободного времени. На моих предприятиях всегда прилично платили. И это не идеализм, а четкий расчет. Зачем каждый раз обучать нового работника, если можно держать приличным жалованьем прежнего. Особенно это касается квалифицированных рабочих. Хорошего мастера найти непросто, и не надо давать причину уйти к конкурентам. Но не до такой же степени они замечательно живут, чтобы днем гулять!
— А эта Мэри и говорит, — сказал достаточно громко мужской голос у меня за спиной, — ее, бедняжку, заставили.
Собеседник, по виду из приказчиков, звучно хохотнул и осекся, заметив мой косой взгляд. Быстро кивнул в нашу сторону и вместе с приятелем начал непринужденно удаляться. Вроде бы абсолютно вне всякой связи, но, кажется, уловил мое настроение и решил меня не раздражать. Странно было бы, если бы он не узнал меня в лицо. Меня в округе не боятся, скорее опасаются. Ей-богу, без веской причины никого не пинал, даже фигурально, но ведь могу. Хотя не думаю, что сообразили, в чем причина гнева вельможи.
Не то чтобы не радовала высокая грамотность населения и чтение им с утра газет, однако уж очень неприятно для Софьиных ушей прозвучит в свете ее личных семейных неурядиц. Вряд ли ей подобные разговоры, даже про абсолютно посторонних людей, приятны. А есть еще и дополнительная тонкость. Вся эта история от меня и пошла. Правда, в курсе очень немногие, но я-то знаю!
Собственно, ничего оригинального. Подозреваю, не в первый раз и не в последний политика компрометируют с помощью женщины. Я даже специально не подсылал, хотя на будущее надо иметь в виду. Был такой министр в правительстве Великобритании. Большой русофоб и по жизни не очень приятный тип. И пришла однажды к нему на прием некая Мэри Саймингтон. Муж бросил ее с детьми, и теперь ей не на что жить. И добрый министр предложил ей помощь, но за сексуслуги, вот прямо сейчас, в рабочем кабинете.
Дело почти житейское, многие этим грешат, но я давно просил Армфельда найти возможность избавиться от излишне ретивого деятеля. Российский посланник, в смысле Густав, расстарался. Очень скоро появился муж Мэри и потребовал заплатить за моральное поругание его тонкой души. По законам Великобритании он при желании мог бы супругу и продать, а уж ее имущество, даже заработанное, принадлежит ему целиком и полностью. И сумму соответственно запросил за молчание немалую.
Министр имел глупость заплатить, да еще не своими, а казенными деньгами. Понять его тоже можно. Ну раз, ну два, но гнев обманутого в лучших чувствах не проходил. Средства иссякли, пришлось в последний раз откупиться государственными. И тут вступили в дело вездесущие журналисты из оппозиционной газеты, старательно подкармливаемые суммами из Коммерческого банка России, то бишь моего. Скандал, судебное разбирательство, и вся Европа ухохатывается. Карьеру министру загубили на корню.
— Задерживается, — недовольно пробурчал Афанасий Романович, изучая опустевшую флягу. Выпить он всегда был не дурак. — Пойду… — Неопределенно махнул рукой и удалился.
Я посмотрел ему вслед и мысленно пожал плечами. Я ему не мама и даже не жена, следить за поведением не собираюсь. Чай, не маленький и до дома в любом случае доберется.
— Добавить пошел, — прокомментировал Юрка.
Собрался уже вложить молокососу немного ума в дурную голову, чтобы не осуждал старших, тем более когда у самого в глазу бревно немалых размеров (да-да, я сам обратил внимание, но у него пока нос не дорос фельдмаршалов критиковать), но тут взгляд зацепился за сидящего на пригорке мужика. Пожилой, морщинистый, с большими натруженными руками и оборванный. Давно с такими бродягами дело имею по большим праздникам, но этого откуда-то точно знаю. Если бы еще окладистая белая борода не мешала рассмотреть лицо… Явно не отставной солдат. Тот бы обязательно в мундире, пусть и залатанном, ходил. Из поморов? Не похож. Скорее на Украине я его видел.
