Дверь тридцать шестого номера не имела никаких следов взлома и оказалась запертой. Замочная скважина, правда, была пуста, и портье тут же открыл дверь своим ключ-мастером.
– Погодите-ка, – сказал Буривой, придерживая ручку. – А где собственный ключ от номера?
– Н-не знаю, – сказал портье. – Но это можно проверить, внизу.
– Позже! – Буривой поставил на пол колдовской баул, повернул ручку и осторожно приоткрыл дверь.
Чтобы заметить лежащий на полу возле дивана труп, ему хватило одного взгляда. Второй он бросил на сыскников и портье.
– Никто туда не заходит. Окромя меня…
– Но я должен убедиться, – вякнул портье.
– Убеждайтесь! – Буривой отодвинулся в сторону.
Портье глянул в щелку, шумно сглотнул. И сразу стал подчеркнуто-деловитым.
– Не смею вам мешать, судари. Я пришлю сюда нашего охранника. Мне же надо немедленно поставить в известность хозяина.
– Секундочку, сударь! – сказал Буривой. – Далеко ли живет ваш сменщик? Ночной портье…
– Здесь же, в гостевом доме. У нас имеются номера для собственных служащих. На первом этаже.
Буривой повернулся к одному из сыскников:
– Ступайте с ним, сударь. Разбудите ночного портье и допросите. Но сначала проверьте книгу регистраций. В первую очередь меня интересует, кто именно снимал в последние дни этот номер.
Сыскник с дневным портье удалились.
А Буривой, подхватив баул, вошел в номер и принялся осматриваться.
Салатовые обои в цветочек, хрустальная люстра, на окне – бархатные шторы золотистого цвета. Вешалка, шкаф для верхнего платья, новомодный бар с открывающейся книзу дверцей, небольшой стол орехового дерева, несколько темно-зеленых кресел, диван застлан темно-зеленым же с золотом покрывалом; окромя входной, еще пара дверей – по-видимому, в спальню и в ванную.
Буривою не потребовалось много времени, дабы обнаружить, что он знаком с убитым. А еще через несколько секунд стало ясно, что Ярослава, кучера ключградского князя Нарышки, – как и другого княжеского знакомца, мужа-волшебника Клюя Колотку, – загрызла собака.
Буривой позвал в номер свою сыскную команду.
Одного послал осматривать остальные помещения – это и в самом деле оказались спальня и ванная, – второго посадил писать протокол.
Условия для сыскной работы, в отличие от большинства мест, где обычно происходит смертоубийство, оказались здесь почти идеальными.
Пойти на дюжинное лишение жизни в закрытом помещении без помощи колдовства мог бы токмо полный идиот.
Странная самоуверенность!.. Ведь Буривою не требовалось, кляня многочисленных зевак, искать следы, затоптанные десятками чужих ног. Ведь в тридцать шестом номере не наблюдалось сквозняков, кои могли бы помешать созданию и исследованию спектрограммы. Ведь – наконец! – возле окна, рядом со шторой, стоял самый настоящий фикус в кадке…
Потрясающая самонадеянность, додолку мне на корень!
Именно с фикуса Буривой радостно начал привычные манипуляции.
И очень быстро радоваться перестал: сей цветок – хоть и было его родиной отнюдь не Великое княжество Словенское – явно приходился родным братом розам из сада ключградского посадника.
Во всяком случае, невзирая на упорные Буривоевы потуги «разговорить» фикус, тот остался абсолютно бессловесным. Если верить растению, в последнее время в номере и не жил никто. И уж тем более никто ни на кого здесь не натравливал собаку…
Получив сей результат, Буривой вздохнул, открыл баул, достал курильницу и принялся готовиться к сотворению спектрограммы.
Но тут подоспели долгожданные новости.
Пришлось на время оставить волшебные атрибуты и выйти в коридор.
Новости тоже оказались весьма недюжинными.
Номер тридцать шесть, согласно регистрационной книге, вчера занимали тверской купец Ефрем Полено и его достойнейшая супружница.
Заспанный ночной портье, мрачного вида парень с азиатскими скулами и глазами-щелочками, показал, что Ефрем выписался ныне опосля полуночи с целью переехать в другой гостевой дом. Супругу купца портье не очень запомнил.
Вроде бы маленькая, пухленькая, зеленовласая, лет сорока – сорока пяти. В общем, сударь волшебник, из тех женщин, на ком взгляд задерживается не дольше, чем на собачьей конуре. Я индо одежду ее не запомнил…
– На собачьей конуре? – вскинулся Буривой. – А почему на собачьей конуре?
Ночной портье пожал раменами:
– Не ведаю, сударь волшебник… Просто такое вот сравнение пришло вдруг на ум. Мы же не обращаем внимания на собачьи конуры. По крайней мере, буде оттуда нас никто не облает… Вот и на бабу эту я не обратил внимания. Кабы облаяла, то… – Портье допустил на физиономию вежливую улыбку. –
