– И какой от этого прок?
– Какое-то воспоминание тревожит тебя, не дает спать спокойно. И скрывается оно в самых недрах лабиринта. Выпусти его, и обретешь покой. Снимешь груз с души.
Заманчивое предложение, но стоит ли соглашаться?
Заметив мои колебания, рефаит добавил:
– С моей помощью ты справишься. – Он достал из шкатулки пригоршню сухих листьев. – Их добавляют в пилюли. Если приготовлю настой, выпьешь?
Я пожала плечами:
– Одна порция погоды не сделает.
– Вот и хорошо, – кивнул страж и вышел за дверь.
Должно быть, отправился вниз, на кухню, где трудится Майкл.
Я откинулась на подушки. В груди разливался мертвенный холод. Я ненавидела стража, ненавидела всем телом и душой саму его сущность и его стремление понять меня. И вот теперь пускаю рефаита в святая святых, сама точно не зная, что там, в недрах лабиринта. Ничего, скоро я все увижу.
Когда страж вернулся, мое решение полностью окрепло, и я смело взяла бокал с золотисто-медовой жидкостью. Сверху плавали три сухих листика.
– Горчит, – предупредил рефаит, – но так воспоминания будут отчетливей.
– А что ты видел прежде?
– Только фрагменты, множество темных пятен. Все зависит от глубины твоего восприятия момента.
Я задумчиво покосилась на бокал:
– Тогда твое зелье не понадобится.
– Так тебе будет проще вспомнить.
Может, он и прав. У меня задрожали руки при одной мысли о встрече лицом к лицу с больным воспоминанием. Ощущение, как будто все придется пережить заново. Я поднесла бокал к губам.
– Пейдж, постой. Ты вправе отказаться, пусть и в ущерб себе. Я уважаю твое личное пространство и не буду настаивать.
– С моей стороны это было бы свинством, – хмыкнула я. – Нет ничего хуже, чем история без развязки.
И залпом осушила бокал.
Страж солгал. Зелье не просто горчило, от него хотелось блевать. Ничего противней в жизни не пробовала. Вкус как у металлических опилок. Скорее выпью отбеливатель, чем еще раз прикоснусь к настою из шалфея.
Страж взял мое лицо в ладони:
– Пейдж, глотай. Глотай!
Я честно пыталась, но малая часть все-таки вырвалась наружу.
– Что теперь?
– Ждем.
Долго ждать не пришлось. После парочки рвотных спазмов свет перед глазами померк.
И я провалилась в сон.
25
Разлад
Мы стояли кольцом, словно на спиритическом сеансе. Шестеро из «Семи печатей».
Надин обуревала жажда убийства; желание растерзать всех и каждого отчетливо читалось на ее лице. В центре, привязанный бархатными лентами к стулу, сидел Зик Саенс. Его голова покоилась в руках сестры. Мы атаковали его рассудок несколько часов кряду, измучив до крайности, но Джекс был неумолим. Если он не ошибся с выводом, дар Зика и впрямь уникален – иммунитет к любому внешнему воздействию, будь то происки духов или ясновидцев. Бесценное приобретение для шайки. Откинувшись в кресле, главарь мимов безмятежно курил и ждал, когда кто-нибудь из нас раскроет потенциал нового подопечного.
Джекс потратил на Зика уйму времени, предоставив нам полную свободу действий в рамках синдикатной рутины. Однако он не учел, что при всей уникальности подопытный отнюдь не застрахован от боли. Чего не скажешь о его лабиринте: непроницаемый и мрачный, он оставался удивительно стойким к нашим атакам. Арсенал за арсеналом разбивались о несокрушимый фасад и отлетали рикошетом, как брызги воды от мрамора, оправдывая прозвище новобранца – Черный Бриллиант.
– Напрягитесь, бездарности! – рявкнул Джекс, молотя кулаком по столу. – Надо, чтобы он орал втрое громче!
Босс весь день играл «Пляску смерти» и безостановочно пил вино – плохой знак. Элиза, вынужденная удерживать столько фантомов разом и красная от натуги, вдруг вспылила:
