Без напоминаний сбросив халат, подхожу к тумбочке.
Мое отражение в зеркале поворачивается ко мне спиной. Невольно морщусь. Удручающее зрелище… Синяки, шрамы, кровоподтеки, под мышками волосы, потеряла килограммов 10-15, ребра выступают, волосы сухие, на ощупь словно солома.
Некогда жалеть себя.
Первым делом поджигаю ароматические свечи и расставляю по разным углам. Благовония нежно щекочут ноздри.
Теперь музыка. Стилизованный под старину проигрыватель с одной-единственной пластинкой оживает от легкого нажатия на кнопку. Журчание водопада и щебет птиц наполняют комнату. Многоканальный звук безупречен.
Убрав простыню, беру с тумбочки початый флакон масла и обильно смачиваю им руки. После этого легкими касаниями глажу плечи, спину… пальцы проваливаются в складки жира, студенистая масса колышется, перетекая под ладонями, словно выпавшее из формочки желе.
– Хорошо, – довольно постанывает Старуха.
Подавляя желание задушить эту тварь, поливаю спину маслом и втираю его короткими круговыми движениями.
– Продолжай, – стонет она. – Теперь ниже.
– Да, Великая Екатерина.
Отвращение к себе накатывает волнами, во рту появляется горечь… но в привилегированном положении особы, допущенной к телу Великой Екатерины, есть и плюсы. Плеть карлика уже несколько дней не касалась моей спины. Раны больше не кровоточат, лишь зудят. Но это и понятно. Заживают.
– Достаточно, – томно выдыхает Старуха.
Отхожу на шаг, вытираю покрытый потом лоб. Обработать такую тушу – это вам не поле перейти.
– Можешь идти, – Великая Екатерина машет рукой. – И пришли этих двоих.
– Благодарю, Великая Екатерина. Обязательно, Великая Екатерина.
На выходе передаю приказ Призракам. Они закрывают за мной дверь и спешат к обожаемой повелительнице подземных уродов.
Подходя к камере, ищу глазами Нинку, желая подмигнуть, приободрить.
Нет. Ее камера пуста. Наверное, повели ужин готовить.
Но когда некоторое время спустя Господин Кнут выводит из камеры и ведет на кухню другую женщину, внутри у меня все заледенело. От дурного предчувствия сводит живот. Нинка…
31. Возмездие
– Вы, оба, – поворачивается Великая Екатерина к Призракам. – Идите к Господину Кнуту, подежурите возле камер. Он с Петром Евгеньевичем сегодня клиента повезет.
– А как же вы, Великая Екатерина?
– Со мной останется фрейлина.
Покосились недобро, но промолчали.
Повиновение Старухе безоговорочное. Не удивлюсь, что попытайся кто-нибудь из них спорить, карлик разъяснил бы ошибочность таких действий привычным для него действием – поркой. Любовь любовью, а порядок должен быть.
Они уходят, а мне Старуха велит расчесать ее.
Став на колени у изголовья, разравниваю волосы и, беря по локону в руку, медленно и аккуратно расчесываю гребнем.
Довольная Великая Екатерина, пристроив упаковку заварных пирожных на животе, по одному засовывает их в рот.
Чавканье режет слух, но я с неизменной улыбкой продолжаю орудовать гребнем.
Когда пакет опустел и, скомканный, отлетел в угол, по комнате проносится довольный слоновий вздох.
Ноги затекли, икры сводит судорогой, но я не могу сменить позицию, лишь переношу тяжесть с одной ноги на другую.
Старуха закатывает глаза и раскидывает руки.
Чтобы отвлечься от одуряющей монотонности расчесывания, от боли в ногах и отвращения к распростершемуся передо мной телу, прокручиваю в голове мысли о том, как приятно было бы рвануть эти волосы, чтобы скальп слез с черепа, и воткнуть гребешок в пасть.
В раздумья вклинивается всхлип.
Замираю.
Старуха, причмокивая, сопит.
Продолжаю чесать волосы, стараясь работать гребнем как можно мягче.
Всхрап. Поворочалась, устраиваясь. И захрапела в полную силу.
Отложив гребень, озираюсь.
Куда бы сесть.
Внимание привлекает кресло в глухом углу рядом с большой кадушкой, из которого торчит вечнозеленый искусственный фикус.
