потому что не хочется жить в нищете. Тоже, наверное, не очень счастливая. Может быть, даже мечтающая о мировом господстве.
– Все беды нашего мира от того, что он перекошен. Общество полагает женщин легитимной добычей мужчин и осуждает не сам факт обладания, а лишь некоторые способы, какими мужчины достигают цели. Плохо взять добычу силой, но хорошо – купить в прямом или в переносном смысле. Да, сейчас вы напомните мне феминистские движения, особенно двадцать первого века. Но чего они добились? Рассеяние и Катастрофа отлично показали все, чего они добились. Ничего! И все потому, что они хотели поменяться местами с мужчинами. Стать гегемонами. Они пытались подменить женскую зависимость ненавистью к мужчинам. Они относились к мужчинам не как к партнерам, а как к узурпаторам и насильникам. Они пытались стать не равными, но одинаковыми. Хотели занять мужские места в мужской же модели. Они говорили о том, чего делать нельзя, но слишком мало думали о том, что делать нужно. Они сумели раскритиковать прежнее общественное устройство, но не смогли предложить миру принципиально новую модель. Потому и проиграли. Я изучила множество исторических материалов еще до университета. Массовая колонизация внешних планет, потом Катастрофа – эти события отбросили нас в девятнадцатый век, а в некоторых аспектах – еще дальше. Снова появился спрос на качества мужчины-завоевателя, на детский труд, на огромные семьи. Женщина с ребенком, а тем более с несколькими детьми уже не могла выжить в колонии. Она не конкурент мужчине там, где надо пахать землю плугом, валить девственный лес и охотиться с примитивным оружием, потому что удобное для нее оружие слишком дорого и требует припасов, которые не производят на месте. И поскольку равенство полов до Рассеяния существовало лишь юридически, оно не вошло еще в плоть и в кровь, да и не могло войти – ведь новой модели отношений не возникло, – оно исчезло. Старая модель снова напомнила о своих правах. И произошло это потому, что, в сущности, никакой другой модели никогда и не было.
Я не собиралась с ней спорить. Но и перебивать – тоже.
– Я изучала патриархальную модель. Да, я отлично понимаю, что есть объективные причины, вызвавшие ее к жизни, но я не могла понять: почему в этой модели женщина всегда становится человеком второго сорта? Почему ее труд может быть, не такой яркий, ценится меньше, чем труд подростка, хотя подросток точно так же не конкурент взрослой женщине, как она сама – взрослому мужчине. Это загадка. Почему мужчина с уважением относится к старику или к инвалиду, который может совсем немного, но презирает женщину? Увы, я пришла к однозначному выводу: это общественное устройство создано самими женщинами. Да-да. Женщина хитрее и практичнее мужчины. Она пытается избежать лишних тягот. Желание побыть слабой, опекаемой, защищенной – оно проистекает из желания переложить ответственность за себя на кого-то другого. Вместо того чтобы быть с мужчиной равноправным партнером, нести с ним равную ответственность, женщина начинает хитрить и притворяться. Матери, и никто другой, учат дочерей быть вещью мужчины. Потому что так прожить легче. Это не просто нечестно или некрасиво, это подло. При этом подходе унижается не только женщина, но и мужчина. Его используют для решения задач, вовсе не нужных для выживания и развития. А потом его же и обвиняют во всех бедах. Но это лишь одно последствие из многих. Другое – мальчики в детстве не получают уроков уважения к женщине. Они видят, как мать унижается перед отцом, – и перенимают его модель, и ждут от своей жены того же самого поведения, какое демонстрировала их мать. Некоторые ждут с ужасом, но это ничего не меняет: другого они принять не способны. А самое ужасное – женщины утратили возможность дружить. В каждой особи своего пола они видят конкурентку. Женский мир – это мир ненависти, зависти и ревности. Разумеется, я утрирую. Сгущаю краски. Просто я хочу, чтобы вы поняли, почему я пришла к Ордену Евы.
Хикати положил ладонь поверх кисти Леони и нежно погладил ее. Она посмотрела ему в лицо.
– Если б ты была мужчиной, я бы похлопал тебя по плечу, – сказал он. – Но в любом случае я бы как-нибудь проявил сочувствие.
– Спасибо, Лоренс. Мог бы не объяснять. Уж тебя-то я знаю как облупленного. – Леони улыбнулась. – Мисс Берг, Лоренс – единственное известное мне исключение из общего мужского правила. Человек, который не способен на насилие. Жаль, что мы поздно встретились. Если бы я увидела его в мои четырнадцать, когда стала одиноким изгоем, моя жизнь сложилась бы иначе. Но мы встретились, когда мне было уже двадцать, я все для себя решила и искала не путь, а способы пройти по нему. – Она помолчала. – Орден Евы. Я услышала о нем, когда готовилась поступать в университет. Я мечтала стать врачом-хирургом. Но когда познакомилась с евитками, поняла, что главная проблема моей жизни имеет решение. И мой долг – ускорить это решение. Поэтому я стала психологом. Мне очень понравилась та модель, которую предложил Орден Евы. Женщина и мужчина – партнеры. Да, у них тоже были свои перекосы, особенно среди новообращенных. Этим женщинам невозможно было перестроиться сразу. Только в третьем поколении евитов новая мораль была уже естественной. А я была очень молода. И мне казалось, что если мир не переделать прямо сейчас, то через сорок лет он погибнет. Я не хотела ждать три поколения. Я думала, что рабская модель, когда одно живое существо принадлежит другому, довела мир уже до точки и дальше будет уже сплошная деградация. Я читала новости и понимала: мы гибнем. В Шанхае физически уничтожены особые экономические зоны, и даже через двадцать лет после этого чудовищного преступления китайцы отлавливали потомков жителей тех зон – и убивали. А год моего знакомства с Орденом Евы – это же был Год Огня. Вы разведчик, вы должны помнить этот год.
Я помнила, конечно. Год, когда пылал весь Фронтир. Год чудовищного мятежа в пятом радиусе. Год небывалого разгула пиратства. И даже на Сибири в тот год были волнения. Трясло нас качественно.
Именно в тот год мой отец получил тяжелое ранение, оставил армию и женился. Мы никогда не вспоминаем об этом, но женился он в госпитале, и на церемонии его рукой водил молоденький интерн – потому что папа был по самые брови в корсете. И никто тогда не верил, что папа сумеет передвигаться иначе, чем в экзоскелете. А мама никого не слушала. Рожала и рожала, одного за другим. Наверное, она и есть та самая загадочная и неуловимая счастливая женщина, которая не верит, что обстоятельства могут сделать ее несчастной. После рождения Криса отец оправился настолько, что смог
