* * *
Вэй-Фан проснулся, когда перевалило уже за полдень.
Он сел и вздрогнул.
– Где я?
– Ты в безопасности, выздоравливаешь, а твой враг мёртв.
– А Летящий Клинок?
– Тоже будет жить.
– А другие? Я пытался помочь Громовому Кулаку…
Она подсунула подушку ему под спину и уложила его.
– Пали смертью храбрых.
Он вздохнул, снова вздрогнул и опустил голову на подушку.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
Вэй-Фан запнулся.
– Бывало и лучше.
Она тихонько улыбнулась.
– Можешь пошевелить рукой?
Вэй-Фан шевельнул пальцами. Это был максимум, на что его хватило.
– Скоро снова сможешь держать оружие, – сказала она.
Вэй-Фан скривился.
– Не знаю, захочу ли я его держать.
Она взглянула на него.
– Неужто?
– Да, – ответил он. – Раньше я думал, что бой – это высшее искусство. Лучшее, на что способен человек. Теперь я сражался рядом с великими и понимаю, что никогда не смогу с ними сравняться.
– Почему же?
– Я не такой, как Адский Дай, Молчаливый Волк или Шулень, – ответил он.
– Ты так считаешь?
Она сидела на краю кровати. Он протянул руку, нашел и сжал её ладонь. Улыбнулся, взглянул на другую, зажатую в лубке руку.
– У меня теперь только одна рука, – пожаловался он.
– И что бы ты сделал, если бы та рука была свободна?
– Коснулся бы ею твоей щеки, – сказал он.
Лицо девушки порозовело. Словно цветы магнолии, белые по краям, розовые в сердцевине.
Какое-то время оба молчали.
– Посмотрите на Шулень, – сказал он. – Молчаливый Волк приходит, фыркая, и она надевает свои юбки и сидит, не разводя коленей, словно монахиня. А он не может собраться с духом, чтобы сказать ей, что он чувствует.
Снежный Бутон улыбнулась. Её глаза озорно засияли, как будто она видела перед собой эту картину.
– Ты хочешь стать учёным, как отец?
– О Небеса, нет, конечно, – ответил Вэй-Фан, побледнев. Он окинул комнату взглядом и сглотнул. – Перед сражением у меня было достаточно времени на раздумья. Позволь рассказать. Когда я был мальчиком, один старый учитель был так добр, что учил меня. Я любил к нему ходить. У него не было сыновей, я стал ему как приёмный сын. Он учил меня тому, что знал. Мне жаль, что он вскоре умер, хотя я не был прилежным учеником. Мать запретила мне ходить к нему, а когда я набрался храбрости, чтобы нарушить приказ, было уже поздно. Я стал чужим в собственной семье. Они были маслом, а я – водой, мы не смешивались. Я едва мог вынести их разговоры за трапезой, они выводили меня из себя. Отец интересовался только Буддой, бедняками и тем, сколько их страданий он облегчил. Мать… мою мать заботило, кто на ком женился, сколько внуков у её подруг и когда я произведу внуков для неё, чтобы она могла их баловать.
Это было невыносимо, ведь я был воином и хотел другой жизни. Свободы, приключений. Хотел жить достойно. Повидать мир. И я сбежал. Мать нашла мне жену, и я сбежал от неё, как трус. Здесь нечем гордиться, но я бы сошёл с ума, если бы остался. Я был в отчаянии.
Оставшись в одиночестве, я странствовал. Чувствовал себя потерянным. Проходил через деревни и города, видел семьи, сидящие за вечерней трапезой, весело болтая. Мне казалось, я один такой. Действительно, я был одинок. Блуждал, не находя никого, похожего на себя.
Пока он говорил, Снежный Бутон сжимала его здоровую руку.
