Каттак подъехал, остановился рядом. И отчего Билл не поручил эту нелепую работу именно ему?
Чуда посмотрела на «телохранителя» — и увидела безжалостный свирепый холод в глазах. Ну да, ясно. Каттаку ни за что бы не поверили. Он слишком очевидный вражеский агент. А Чуда — хуже некуда для шпионства. И потому подходит лучше.
— Я никуда не поеду, пока не получу деньги! — заорала она.
«Просто действуй по плану». Так посоветовал Билл. Вот она, дощечка, за которую надо держаться в водовороте страха.
— Я продала драконам хорошую сталь и ожидаю оплаты! Четыре клятых месяца я жду денег, и больше — не хочу!
Ее слова падали в толпу, будто камни в воду. Разлилась тишина, побежала зыбью, подавила всякое слово. Все взгляды устремились к Чуде.
Чуда мгновенно вспотела. На спине — будто сплошная мокрая простыня.
Стражник, державший коня, отпустил узду и схватился за лицо.
— Кто-нибудь, — проорала Чуда и подумала, что криком только подчеркнула дрожь в голосе, — пойдите к этим трижды клятым драконам и скажите, чтоб заплатили мне, перед тем как гребаный идиот-пророк вспорет всем вам брюхо и лишит меня монеты.
— Да ты, сучья утроба!.. — начал мужчина, но конец ругательства затерялся в дружном реве сотни глоток.
Солдаты сорвались с места. Чуда отшатнулась, отодвинулась к самой стенке фургона. Цветной шелк захлопал по спине. Но солдаты кинулись не на дерзкую гостью, а на пару тяжелых, окованных железом, толстостенных черных фургона. Запряженные в них кони жалобно заржали, глядя на несущуюся орду. Один скакун взбрыкнул, махнул в воздухе длинными серыми ногами.
Каждый фургон окружали очень большие люди в очень больших черных доспехах и с очень большими булавами в руках. Они встретили набег не дрогнув. Булавы поднялись и опустились, полетели красные брызги. Крики ярости сменились стонами боли и ужаса. Охранники отшвырнули толпу.
— Ты! — выбрызнул слюной мужчина, повисший на упряжи, чтобы не упасть. — Заткни свою сраную пасть!
Он повернулся к толпе и слюняво заорал:
— Вы все получите свою гребаную плату! Не знаю, что за трижды клятое пиво влило вам в мозги эту тупую дурь, но золото — вот оно! Конец недели — оно ваше. Катитесь отсюда к шлюхам, пусть цепляют заразу вам на концы, а то мои ребята перебьют вас больше, чем сумеет мудила-пророк за всю жизнь.
— Нету золота! — крикнули из толпы. — Эти драконы его все попревращали в свинец!
Свинец? Чуда понимала, что не слишком много знает о драконах, но в алхимии разбиралась достаточно, и более чем достаточно — в магии. Способа превратить золото в свинец Чуда не ведала.
Но держала рот на замке.
— Ты тупой урод! — заорал мужчина. — В фургонах полно блестящего добра, и если вы хотите хоть когда-нибудь его увидеть, заткнитесь и делайте свою работу!
— Покажи его! — крикнула женщина.
Знакомый голос… Летти?
— Ни хрена я вам не покажу, потому что я не должен ни хрена вам показывать!
— Да у него нет ни хрена! — завопили поблизости.
Еще один знакомый голос.
— Кто это сказал? — заорал мужчина. — Покажись, чтобы я мог выдрать тебе сердце из груди, гребаный трус!
Мужчина был высокий и крепкий и держал руку на рукояти короткого меча.
Но вопивший — Билл он или нет — мудро предпочел не высовываться.
Чуда знала — нужно говорить, — но не могла оторвать взгляда от руки на мече. Раскрывать рот не хотелось. Потому что тогда наступит следующий этап плана. Ведь она уже сделала предостаточно. Куда уж больше?
Каттак кашлянул.
Чуда закрыла глаза. Что ж, раз дошло до такого, надо идти дальше.
— Заткнись, жирный ублюдок! — рявкнула она.
Слова — будто куски дерева во рту. И каждое — смертный приговор.
— Отведи меня к драконам. Тебя пророк кончит первым, и я не хочу втолковывать, как мне нужны деньги, твоему распухшему трупу.
Боги, да он нисколько не жирный! Одни мышцы. И видно отлично: он весь вдруг напрягся.
Толпа расхохоталась — злым, мерзким смехом. У черных фургонов лежали, плакали и стонали изувеченные солдаты. Привязанные кони ржали и били копытами землю, взбудораженные и напуганные запахом крови.
Мужчина медленно повернулся, склонил голову набок.
— А, так ты желаешь увидеть драконов? — спросил он тихо и зловеще.
Чуде потребовалась вся до последней капли сила воли, чтобы не замотать в ужасе головой. Спящий в сердце огонь никогда не казался таким
