кадка с араукарией. За стойкой восседала строгая дама в целомудренной блузке.
– Здравствуйте. – Генрих достал жетон. – Здесь только что были мои коллеги. Так получилось, что возникли еще вопросы. Подскажете нам дорогу?
Дама покосилась на Ольгу, поджала губы, но возразить не решилась. Величественно кивнула:
– Наша клиника неукоснительно придерживается курса на содействие государственным органам.
– Мы это ценим, – заверил Генрих.
– Присядьте, пожалуйста. Вас проводят через минуту.
Сопровождающий оказался молодым человеком при галстуке, в накрахмаленном белом халате и с безупречным пробором.
– Что-то случилось? Мне казалось, наш отчет был вполне подробным.
– Новые обстоятельства. Ситуация меняется быстро.
– Да-да, я понимаю. Прошу вас.
Он повел их по широкому коридору. Полы устилал коричневатый линолеум, светили белые лампы. Некоторые двери были распахнуты, виднелись обширные помещения с рядами коек вдоль стен. Тощий субъект, одетый не то в уродливую пижаму, не то в рубаху навыпуск, уставился на Ольгу через порог. Хотел шагнуть ближе, но насечки на притолоке мигнули, и субъект отшатнулся.
– Не волнуйтесь, сударыня, – сказал проводник. – Он не хотел напасть – только поздороваться. Здесь палаты для тихих. К тому же везде защита.
– Я не волнуюсь, – сказала Ольга.
– Но вашего… э-э-э… коллегу пришлось, к сожалению, перевести в изолятор.
«Коллегу? – подумал Генрих. – Однако…»
Они перешли в другое крыло. Здесь все двери были заперты наглухо, смотровые проемы забраны железными прутьями.
– Случай, как вы понимаете, совершенно особый – седативная светопись к пациенту неприменима. Возможны припадки ярости…
– Спасибо. Санитаров не нужно.
Генрих отодвинул засов, вошел. Человек, сидящий на койке, никак не отреагировал – молчал, опустив глаза. Генрих оглянулся на доктора:
– Вы нас не оставите?
– Но…
– Ответственность беру на себя.
Когда доктор вышел, Ольга спросила:
– Кто это?
– Долго объяснять. Я не знал, что он здесь. Дверь прикройте, будьте добры.
Она, против обыкновения, не стала спорить. Свет угасающего зимнего дня вливался в окошко под потолком. Снаружи доносился вороний грай. Генрих присел перед пациентом на корточки, вгляделся в осунувшееся лицо с седовато-рыжей щетиной. Вздохнул и сказал:
– Ну, здравствуй, дружище Франц.
Тот вздрогнул.
– Давай же, посмотри на меня. Не бойся.
Рыжий медленно поднял взгляд:
– Это правда ты, Генрих?
– Конечно, кто же еще? Неужели не узнал мою рожу? Или дать тебе между глаз для стимуляции памяти?
– Да, теперь верю. – Франц бледно улыбнулся. – Старина Рау. Шутить ты так и не научился…
– Ну это ведь ты у нас был хохмач, а я из пятерых – самый нудный.
– Генрих, Генрих, – зашептал Франц быстро и сбивчиво, – ты зря пришел, не надо было приходить, слышишь? Они теперь и тебя засадят, потому что они уроды, на нас им начхать, и всегда так было… Я все эти годы думал, зачем они с нами такое сделали, а недавно… Я в общей палате был… Проснулся… Луна в окошко светила… Огромная, желтая, висела прямо над лесом… И я сидел, смотрел на нее, а потом как будто…
Он замолчал. Генрих сказал ему мягко:
– Я понимаю.
– Да ни хрена ты не понимаешь! Я…
– Ты проснулся и вспомнил, что уже умер. Да, это правда. Но я тебе помогу.
Глава 6
– Генрих, что вы несете? – спросила Ольга.
Он встал, подошел к ней:
– Я же сказал – вам лучше не знать. Подождите снаружи.
– А я сказала, что никуда не уйду! Просто, глядя на вас, начинаю путаться, кто здесь пациент, а кто посетитель. Может, вам тоже тут отдохнуть?
