кровь. Кровь Холмса.
Генри Джеймс лихорадочно озирался. Какая-то часть его мозга отметила, что кабина лифта пошла вниз и теперь возвращается, однако факт ничего для него не значил. Ирэн Адлер по-прежнему лежала ничком, вероятно мертвая.
Джеймс увидел маузеровскую винтовку. Он быстро схватил ее – господи, какая же тяжелая! – положил на металлическую ограду и попытался заглянуть в оптический прицел.
Крепко сжимая деревянную ложу, Джеймс отвел умело собранный и тщательно смазанный затвор, и боевой патрон (Джеймс заметил крестообразную насечку на свинцовой головке пули) упал на бетон под немецким прожектором.
Джеймс не знал, сколько патронов осталось в магазине. Быть может, всего один. Времени проверять не было. Не задумался он и о том (как задумался бы на его месте любой опытный стрелок), не сбился ли при падении оптический прицел.
Мгновение он ничего не понимал, затем в объективе возникли две расплывчатые фигуры: Лукан и Холмс, крутясь, съезжали по тросу на одноколесном механизме. Рубашка на Лукане была изорвана в клочья и забрызгана кровью – кровью Холмса, как догадался Джеймс. Голая кожа сыщика была такой же белой, искромсанной и окровавленной, как рубаха Лукана.
Они еще не доехали до конца троса по единственной причине: механизм не был рассчитан на такой вес. Через тридцать или сорок футов колесо застряло, потом дернулось и покатило снова.
Двое над бездной боролись не как люди, а как звери. Холмс, ухватив правое запястье Лукана, прижал рычаг автоматического ножа к стальному тросу. Полетели искры. Механизм согнулся, и нож сделался бесполезен.
Лукан поменял руки: теперь он правой держался за велосипедный руль, а левой молотил Холмса по плечам и загривку. Сыщик тем временем, обхватив Лукана ногами, продолжал карабкаться по нему вверх. Противники бодали друг друга, кусались. Лукан ткнул пальцами в глаза Холмсу в тот самый миг, когда тот ребром ладони рубанул его по горлу.
Пот со лба заливал Джеймсу глаза. Он вытер правый и снова поймал сцепившиеся фигуры в прицел. Шкив замедлился, и они крутились, молотя, пиная и кусая друг друга. Затем колесо вновь покатило свободно, унося их к далекому бетонному островку на озере Мичиган.
Джеймс увидел белизну, заполнившую окуляр, решил, что это – почти наверняка – рубашка Лукана Адлера, и, задержав дыхание, нажал спусковой крючок. Он забыл упереть приклад в плечо, так что его отбросило отдачей, и писатель со всей силы приземлился на зад.
Они проехали уже сто тридцать футов из двухсот сорока, когда Холмс наконец ухватил велосипедный руль и подтянулся на один уровень с Луканом. Теперь они били друг друга локтями, кулаками, лбами и коленями. Лукан бешено скалился.
Он сумел поправить механизм ножа, и лезвие вновь торчало из его правого кулака. Как и Холмс, Лукан держался за руль левой рукой, но крепче, к тому же в этой позиции Холмс не мог защитить свой левый бок.
– Умри и будь проклят! – заорал Лукан, занося нож для удара, который поразит Холмса в сердце.
Холмс что-то проговорил, то ли «да простит меня Бог», то ли «да простит тебя Бог», Лукан не разобрал; но в любом случае слова не остановили бы удара.
Внезапно между ними просвистела пуля. Она задела правое плечо Лукана и чиркнула по тыльной стороне правой ладони Холмса.
Рука у Лукана дрогнула. Вместо того чтобы войти в сердце, бритвенно острое лезвие рассекло мясо и скользнуло по ребру.
Холмс вытащил из правого кармана брюк велосипедистский револьвер-соковыжималку, приставил его к мускулистому животу Лукана – высоко, у самой диафрагмы, – крепко сжал рукоять, вдавливая дурацкий предохранитель, и сделал два выстрела подряд.
Драммонд и два его агента бежали к Джеймсу, двое других склонились над бесчувственной Ирэн Адлер. Джеймс слышал два пистолетных хлопка, но был уверен, что это двойное эхо его винтовочного выстрела.
Драммонд помог ему встать в то самое мгновение, когда Лукан на высоте семидесяти футов разжал руку и полетел вниз. Шкив с висящим на нем Холмсом, набирая скорость, мчался к далекому бетонному островку.
Лукан падал красиво, раскинув руки крестом и запрокинув голову, словно глядит на небо. Джеймс был уверен, что он упадет в воду, но в последний миг затылок Лукана ударился о бетонный волнолом со звуком, который был слышен даже на Смотровой площадке.
И тут Холмс тоже разжал руки – или они разжались сами. Высота была еще футов сорок, но упал он в воду, перед самым бетонным островком, на котором стоял сигнальный огонь. Джеймс, Драммонд и два агента перегнулись через перила, ожидая, когда Холмс выплывет. Драммонд смотрел в бинокль, затем протянул его Джеймсу.
Холмс еще не выплыл. Еще не выплыл. Он еще должен был выплыть.
И тут они его увидели. Холмс ухватился за планширь моторного катера, оставленного Луканом возле островка, из последних сил подтянулся и рухнул внутрь. Теперь он лежал на спине и не шевелился.
Драммонд забрал свой бинокль и посмотрел вниз:
– Кажется, дышит. А вот и лодки.
Из-за броненосца «Мичиган» с ревом вылетели восемь катеров – три принадлежали чикагской полиции, пять – Колумбовой гвардии. Все они
