пережав тонкую пульсирующую жилку. И было это даром судьбы, так неожиданно ставшей благосклонной к иссушенному, мерзкому телу паука. Он скалил острые мелкие зубы, размахивался и обрушивал удары на плотную оплавленную поверхность клетки, не переставая посылать зов ведущему крылатый отряд.
– Чтобы ведущий стал ведомым… – хихикал паук, растягивая истлевшие губы, и тонкая кожа трескалась на щеках.
О выживших паук прознал давно. Слабые вспышки силы будили его, тревожили сквозь болезненную дрему. Значит, не всех пожрал Огонь, значит, не всем даровал он искупление прахом. Остались еще те, кто может напоить водами собственной жизни дряхлого старика, ходят по песку, летают над ним на слабых крыльях, дарованных последней древесиной. И эти мысли тешили паука, согревали бесконечной ночью, на дно которой он погрузился, чтобы никогда более не выплыть.
Но долгие ночи прошли, чтобы сегодняшней он бился что есть сил в прозрачную стену клетки и призывал к себе сосуды новой его жизни.
Паук хрипло захохотал, раскачивая из стороны в сторону свои иссохшие кости, и только большое брюхо оттягивало их, расходясь рябью от безумного смеха.
– Лети ко мне, пташка! Лети же! Лети!
Чарли рычал и барахтался под курткой, его острые коготки впивались Алисе в кожу, рвали ткань рубахи и скреблись о застегнутый ворот.
Крылатая раздраженно морщилась, стараясь утихомирить зверя. То ласковыми поглаживаниями, то уговорами. Но лис продолжал беспокойно ворочаться, словно боролся с кем-то невидимым. И это сбивало Алису с толку.
Она чуяла зов, что тянулся к сердцу откуда-то из-за горизонта, так же, как и раньше, до размолвки с Аланом. Но что-то изменилось. Путь не стелился впереди плотной серебряной рекой, не видимой иному глазу дорогой. А зов стал прерывистым и еле слышным, тонким, неверным, незнакомым. Алан больше не шептал ей на ухо старые сказки и молитвы, не делился с ней обрывками воспоминаний предков, что просыпалась в нем. Он только звал ее, безмолвно направляя над песками пустыни.
Но и это было немало. Озлобленная на остальных, Алиса летела, цепляясь за нить, в желании как можно быстрее добраться до Рощи. Если для Вестников она стала чужой, то, может, крылатый сон примирит ее с Аланом, а значит, и с ее предназначением? Может, тогда щемящая боль из-за открывшегося ей предательства ослабеет и девушка сможет вдохнуть сладкий воздух Рощи, отпуская былое?
Это занимало мысли Алисы в то время, как отряд несся вперед, облетая низкие тучи, лавируя между взгорьями, обросшими сухим кустарником. Места были незнакомыми. Алиса отмечала это мимоходом, не давая тревоге разрастись внутри. Когда они с Томасом забрались так далеко от дома, вылазка уже обернулась сущим кошмаром. И диковинные холмы, и обезображенная пепелищем низменность – все это могло ей не запомниться.
Зов вел их вперед – вот что представлялось Алисе главным. Вестники следовали за ней чуть сзади, не пытаясь догнать или заговорить. И только беснующийся под курткой Чарли мешал и сбивал Жрицу с толку.
Когда зов оборвался, резко и неожиданно, Алисе показалось, будто кто-то ударил ее по лицу. Она растерянно завертела головой, пробуя уловить путеводную серебряную ниточку, не зрением, так их с Рощей родством. Но ничего не было. Будто бы и не бывало вовсе никогда.
Чарли отчаянно взвыл и судорожно дернулся, в мгновение выскальзывая из ослабленных его метаниями пут куртки. Не успела Алиса вскрикнуть, как он, кувыркаясь в воздухе, уже летел вниз, пронзительно вереща. Крылатая ринулась за ним, стремительно снижаясь, но сумела лишь затормозить падение маленького оранжевого тельца. Она в ужасе зажмурилась, когда лис комом рухнул на песок.
Чарли не шевелился, пока Алиса собиралась с духом, чтобы опуститься рядом. Ее ноги в походных ботинках мягко погрузились в песок, по которому никто никогда не ходил. Он должен был легко податься под тяжестью, немного проминаясь, но вместо этого подошвы погрузились в бурый пепел, и девушка встала ногами на что-то твердое и скользкое.
Алиса охнула, теряя равновесие, ноги разъехались, и она завалилась набок, поднимая над собой пыльное облако. Чарли приглушенно заворчал в ответ на ее испуганный вскрик и попытался подняться, но не сумел, растягиваясь на песке, безвольно вытягивая все четыре лапы.
– Что за привал у вас? – раздался над ними голос Освальда.
Алиса попробовала было встать, но песок продолжал разъезжаться, оголяя прохладную, лазоревую гладь.
– Я не могу подняться… – раздраженно ответила девушка, смахивая ладонью пыль и пепел, чтобы лучше разглядеть, что же скрывается под ними.
Корка запекшегося песка скрывала под собой что-то мутное и глубокое, оно то просвечивалось до самых своих глубин, то становилось серым, даже блеклым. Когда Алиса склонилась над ней, из глубины к обратной стороне корки приблизилась тень, загораживая собой голубизну, девушка дернулась в сторону, тень тоже отпрянула. Страшная догадка заставила покрыться мурашками все тело, Крылатая подняла руку и махнула; смутная фигура, чуть помедлив, повторила слабое движение. И это промедление стало последней каплей.
Не в силах сдерживать нахлынувший ужас, Алиса глухо вскрикнула, пятясь назад. Стук сердца гулко отдавался в ушах, а она продолжала отползать, раскидывая своим телом песок, открывая свету все большую поверхность огромного зеркала, что было скрыто здесь под толщей пепла.
– Нет! – хрипло произнесла Жрица, вскидывая трясущиеся руки вверх, в надежде остановить остальных. – Не приземляйтесь!
Но никто не услышал. Обеспокоенные ее внезапной беспомощностью, Вестники неумолимо приближались к земле и, ничего не подозревая, как обычно
