манящего тепла было выше ее сил.
«Алан, – мысленно произнесла она. – Я приду к тебе завтра на рассвете. Мне нужно попрощаться».
Сила Рощи всколыхнулась в ней тяжелой волной, но Божество молчало. Алиса приняла это за одобрение. Хотела принять.
Лин почувствовал, как расслабились плечи Крылатой, как она наконец прижалась к нему спиной, откидывая голову. Он тяжело выдохнул, только теперь понимая, как напряженно ждал ее ответа.
– Завтра на рассвете, – сказала Алиса, закрывая глаза. – Обещай, что не станешь держать меня.
– Завтра… это почти никогда, – ответил Лин, осторожно прикасаясь губами к ее волосам, чувствуя легкое головокружение и слабость в ногах. И то, как колотится сердце доверчиво приникшей к нему Крылатой.
– Эй! – Голос Сильвии вырвал их из томительных пут близости. – Подходите к огню, будем праздновать.
Алиса отстранилась от Лина, пригладила волосы и, обойдя парня, направилась туда, где ярко горел костер. В последний миг Лин успел разглядеть, как нежно порозовели девичьи щеки. Он постоял немного, вдыхая терпкий воздух ночи.
– Иди к остальным, – хрипло сказала ему Юли. – Я хочу еще побыть здесь. С папой.
Возражать было бессмысленно. Лин чуял это в каждом слове, что через силу произнесла девочка. Потому он послушно кивнул и поспешил к Братьям, устроившимся вокруг костра.
– Кто нальет горячего пойла уставшему воину? – нарочито дурашливо спросил Лин, падая рядом с Алисой, как всегда спрашивал после возвращения с вылазок за Гряду.
Громкий раскатистый смех разнесся над оазисом. Они и вправду были дома.
Эалин неслась прочь от ущелья, закручиваясь в дымную спираль и надсадно воя. Давно уже ей не было так больно, как сейчас. Пока они вели Крылатых к Роще, она успела поверить в милость молодого Дерева.
Ей казалось таким верным, таким правильным завершение их бесполезных скитаний именно сейчас. Когда Вихри передали свою мудрость выжившим, когда помогли им пробраться сквозь песок и пепел к новой жизни.
Но Алан их не призвал. Мертвая тишина полнила головы, и с ней даже Корбун не совладал.
– Уходим, друзья, – сухо сказал он тогда замершим возле ущелья Вихрям и взвился к небесам.
Эалин проводила взглядом фигуры Вестников, скрывающихся в ущелье, и в первый раз пожалела, что ее рассыпавшаяся прахом плоть не способна на слезы. Она и не помнила, когда в последний раз плакала после Огня. Но сейчас ей хотелось выть раненой зверицей. За ее спиной нерешительно топтался Генрих.
– Они не виноваты.
– Я знаю, – постаралась ответить спокойно Эалин.
– Ты смотришь на них так, что даже мне жутко.
Женщина с трудом оторвала взгляд от широкой спины Сэма, замыкающего вереницу Крылатых.
– Прости. – Она помотала головой, прогоняя дурные мысли. – Просто я надеялась…
– И мы все… Но что это меняет?
Вопрос повис в воздухе, осязаемый и тяжелый.
– Если и ты поддалась сомнениям… – осторожно проговорил Генрих. – То за Матильдой нужно теперь следить. Как бы не натворила бед.
Эалин окинула взглядом засыпающую пустыню.
– Ты не видел, куда она полетела?
– На юг. Вместе с Газулом.
Стоящие совсем рядом, они не чувствовали тепла тел друг друга. Но тревога передалась мгновенно. Они превратились в Вихри и устремились туда, где скрылись их товарищи, несущие в себе груз злобы и ненависти. Опасные сами для себя.
– Они могли просто уйти подальше в пески, – шептала Эалин, зная, что Генрих услышит ее голос.
– Разворотить очередной лисий город?
– А может, и не лисий.
Перебрасываясь ничего не значащими фразами, они неслись, разглядывая следы, оставленные Вихрями на глади ночной пустыни. Когда узкая горная гряда разомкнулась под ними, обнажая сокрытый перевал, Эалин мягкой дугой ушла вниз и опустилась на рыхлый песчаный нанос; Генрих неслышно встал рядом.
Ночь была тихой, безветренной. Луна тускло светила сквозь тонкую пелену облаков, наполняя воздух особой, неживой силой, что была так близка Вихрям. Эалин осмотрелась, тропа впереди них уходила в сторону, петляя между склонами гор. Ущелье с оазисом находилось совсем рядом, в него вела одна из нескольких похожих друг на друга, словно они сестры, прогалин. Не отыскать, если не слышишь зова.
– Куда они могли подеваться? – задумчиво проговорил Генрих, рассматривая оборвавшийся след на песке.