– Не трогайте боярина! Все отошли с дороги, – похожий на седого луня, Белослав, деревенский знахарь, расставив руки в стороны, отодвинул толпу перед шагающим Монзыревым.
– Что с ним, диду? – вопросил у старика следовавший в тесной толпе Ратмир.
– Не лезьте к нему, сынки, опричь идите следом. Мыслю, нарок его ведет к священному дубу, и влезать нам в его путь никак не можно.
Услыхав слова знахаря, славяне малость поуспокоились. Они приняли как должное право богов выразить свою волю смертному. Покон, нависший над ним, не перепрыгнуть, не обойти ни одному смертному, надо просто пройти путь с человеком, облеченным доверием богов. Мишка, идя рядом с Андреем, не понимая происходящего, вытирал набегавшие из глаз слезы, тихо поскуливая, словно щенок, лишившийся защиты матери, не успев окрепнуть и заматереть. Горбыль шел бок о бок с боярином Вадимом, не стесняясь выражать свое отношение ко всем богам вместе взятым и к каждому по персоналиям, через слово употребляя ненормативную лексику. Молчавший Вадим Всеволодович, вышагивая по указанному Монзыревым пути, бросал задумчивые взгляды то на боярина, то на Сашку. Такого вольного взаимоотношения между богами и сотником кривичей курский боярин еще не встречал на жизненном пути. Несмотря на сложность ситуации, Сашкины наворопники, не отставая от своего «батьки» дальше десятка шагов, нет-нет, да и оскаливались в улыбке, как бы говорившей: «А что, наш батька имеет право так говорить с богами!»
Деревенская улица давно осталась позади. Толпа, ведомая Монзыревым, выступающим в роли поводыря, через коридор лиственного леса вышла к пятачку поляны, покрытой зеленым ковром травы. В центре ее пришлые с удивлением увидали раскидистый, многовековой дуб, ствол которого могли обхватить разве что пять человек, взявшись за руки по кругу, если бы ветви позволили приблизиться всем разом, к заросшей кроне.
В то время, как Монзырев продолжил свое движение, остальные остановились у кромки поляны, застыв, глядели на священное для жителей Рыбного и близлежащих деревень дерево. В последний момент Белослав поймал руку Горбыля, не дав тому идти дальше.
– Стой, сынок. Сейчас он сам будет решать свой урок, ты ему можешь только помешать.
– Тяжко, Белослав, чем помочь, не знаю, и морду набить все равно кому, хочется. Э-эх!
– Ничего, сынок. Мы с тобой сейчас ему нужны все равно что в русской бане седло. Богам виднее, с кем речи вести.
Не дойдя до ветвей дерева десяток шагов, Монзырев остановился. Между тем, он сам почувствовал, что приходит в себя, боль отступила, бесследно уйдя в небытие, сознание просветлело. Окинув взглядом вековое дерево, ясно осознал, что для жителей селищ все это заменяет традиционное капище с чурами богов, являясь одновременно и жертвенником, и ликом поклонения. Монзырев снял с запястья руки серебряный обруч, единственно носимое им украшение, вплотную приблизился к дереву, надел его на зеленую ветвь.
– Кто позвал меня в дорогу? – вопросил он.
То ли показалась, то ли действительно порыв ветра качнул ветви, приподняв их, и в одном месте раздвинул в стороны. Прямо перед Монзыревым, словно отделившись от шероховатой коры ствола, обозначилась фигура человека. Из-под зелени листьев шагнул воин, по виду боярин признал в нем варяга в броне, с мечом у пояса. Привычка подчинять себе людей скользила во взгляде. Длинный седой клок волос с бритой головы спускался за ухо с массивной серебряной серьгой в мочке.
– Это сделал я. Мне пришлось отвлечься от своих дел, смертный. В другое время я не пошевелил бы и пальцем, поверь мне. Ты сам в состоянии идти дорогой, выбравшей тебя, но затронуты наши общие интересы, и для решения проблемы я был вынужден позвать тебя.
Осознав, с кем имеет дело, Монзырев низко поклонился собеседнику. Со стороны наблюдавших за ним людей, стоящих у кромки поляны, было отчетливо видно, что боярин кланяется вековому священному дереву, разговаривает с ним. Люди физически не могли увидеть его собеседника.
– Я так понял, что сам Перун почтил меня вниманием!
– Ты правильно понял, смертный. Я знаю о твоем общении с Велесом. Скотий бог находит тебя интересным собеседником. Но общаться с тобой мне нет особой нужды, и только дело, из-за которого я снизошел до встречи, заставило привести тебя ко мне.
– Чем я могу быть полезен богу, возглавляющему славянский пантеон?
– Видишь ли, я, как и смертные, не люблю, когда в мои владения лезут чужаки. Пусть резвятся в своих землях, у студеного моря. Однако Одноглазый протянул руку к чужому. С ним мы разберемся как-нибудь сами. А вот его люди – это твоя головная боль.
– Что я должен сделать?
– В моих землях нурманы убили волхва и должны понести за это наказание. Сейчас они находятся неподалеку от места, где мы с тобой говорим, в Гордеевом городище. Уничтожь их.
– Что-о? – Монзырев изменился в лице, стал бледным, как беленое полотно. – Ты хочешь сказать, что эти отморозки убили Вестимира и сейчас хозяйничают в моем городке?
– Да.
– Да, ведь это три дня быстрой скачки, ничего себе рядом. Как это произошло?
– Теперь-то чего говорить, как и что случилось. Если у людина загорелся дом, он не разбирается, почему случился пожар, а тушит его. Сейчас горит твой дом, так иди и потуши его.
– Пока я доберусь до дома – он сгорит!
