подробности.
– Датчан всех положили?
– Восемнадцать бандитов сдались, а пахану ихнему Андрюха правую руку по локоть отрубил, культю ремнем перетянули, живехонек. Сейчас все в порубе сидят, своей участи дожидаются.
– Ну, зови боярина Вадима, пойдем, поглядим, что за голуби сизые у нас порезвились. Андрей, а ты со своими людьми езжайте-ка вниз по реке, может, хоть тело жены моей найдете. Глядишь, похороним по-людски.
– Все перерою, командир. Постараюсь отыскать.
Вид многострадального городища вызывал в душе воинов даже не возмущение, а ярость. Викинги оторвались на полную катушку, ведь не свое – не жалко. Сожженные избы, погибшие защитники, порезанная скотина, изнасилованные женщины, трупы малолетних детей с раскроенными черепами. Все это присутствовало в картине жизненной действительности. Вглядываясь во все это, отвлекаясь от мыслей про себя, Монзырев примечал, что предстояло налаживать в жизни городища все сначала, уже в который раз.
– Тяжко тебе придется, боярин, – отвлек его от мыслей голос боярина Вадима.
– Ничего, переживем.
– Я слышал, у тебя горе? Соболезную тебе. Ты скажи, может, чем помочь смогу.
– Да чем тут поможешь. Идем, полон глянем. Слава, с нами пойдешь, послушаешь, что у них там под черепушкой в мыслях заныкано, – обратился к Вестимирову воспитаннику.
Выведенные из поруба и поставленные в шеренгу викинги, избитые, в рубцах и порезах, без оружия и доспехов, многие волками, исподлобья глядели на русичей, изредка бросая рубленые фразы друг другу на своем языке. Уже подходя к шеренге татей, Анатолий заметил коренастую фигуру бледного с всклокоченной бородой скандинава, рубаха которого была сильно выпачкана засохшей кровью, а правая рука отсутствовала. Из культи, перетянутой кожаным ремешком у предплечья, сочилась сукровица. По лицу было заметно, что рана доставляет ему немалые страдания. «Он, – сразу догадался Монзырев. – Человек, который затеял весь этот грабеж на наших землях».
– Вот, познакомься, Вадим Всеволодович, хевдинг датчан, вел свой хирд в Константинополь, спустившись по Днепру, решил приплыть в Византию не с пустыми руками. Свернул на нашу реку, замыслил пограбить пограничье. Узнав, что есть богатый городок в верховьях реки, захотел разжиться рухлядью и монетой. Я правильно трактую события, Слава? – оглянулся Монзырев на отрока, следовавшего за боярами.
– Да.
– И чтоб тебе спокойно не проплыть мимо земель русских? Жаден ты больно до чужого добра, дан. Теперь навеки останешься лежать в этой земле. Зароют тебя, как собаку, а домой обязательно весточка уйдет, что не добыл ты ни славы, ни почета, ни денег, только людей своих зазря положил. Да понимаешь ли ты, о чем я говорю?
Молчавший скандинав смотрел в глаза славянского вождя с неприкрытой ненавистью. Вокруг них собралась толпа местных жителей, желающих увидеть, как боярин будет вершить справедливый суд над бандой датчан.
– Он все понимает, – шептал Монзыреву Славка, читая мысли хёвдинга. – Только понять не может, что он сделал предосудительного. По их законам, он не видит за собой никаких преступлений. Для него это был обычный вик, каких в его жизни случилось немало.
– Ты местный херсир, как я понял, – выдавил из себя слова викинг. – Я вызываю тебя на хольмганг. Пусть боги в судном поединке решат участь каждого.
– Ха-ха-ха! Ты что, тать, совсем ума лишился? Здесь тебе не тинг, и стоим мы сейчас на моей земле, а не на острове Селунд. Да, и мало чести вступать с тобой таким в поединок, безлядвый ты теперь. А дорога у вас всех теперь только одна, до ближайшей трепетицы. Ты и твои вои убивали, насиловали, грабили. Я обещаю вам одно – вам не быть в эйнхерии – никогда не стать воинами небесной дружины Одина. Не достойны!
Толпа народа, окружавшая судилище, одобрительно зашумела.
– Сашка!
– Да, командир.
– Повесить всех.
– Боярин Гордей, не слишком ли круто наказание твое? – подал голос Вадим Всеволодович. – Вполне достаточно было бы вырвать языки и отрубить большие пальцы на обеих руках.
– Вырвать языки надо бы тому, кто навел этих обормотов на мое городище. А этим незачем гулять по земле русской, да и нет у меня умельца в заплечных делах.
– Ну, это дело поправимое. Я с собой завсегда ката вожу.
– А пальцы-то зачем рубить?
– Ты, уважаемый, Гордей Вестимирович, я заметил, в одних вопросах дока, а в других, уж прости, словно дите малое. Вот повесишь, опозоришь нурманов, конечно, слов нет. А ежели им пальцы отрубить, не быть северным татям после смерти в дружине одноглазого бога. Вои и пусть доживают с сим
