метров. Это при полной-то луне!
– Е-мое! Андрюха, гля – ведьмы! – Указал Сашка пальцем на совершающих хадж женщин.
В ответ завопила повещалка:
– А-а-а! Коровья смерть!
– Ты кого обозвала, корова безрогая? – обиделся Сашка.
– Бей их, бабоньки! – заверещали из толпы.
– Саня, делаем ноги!
– Ага. Проснись, Леха, – Сашка пинком разбудил лешего. – Бежим, если жить хочешь.
Хочу задать нескромный вопрос. Вы когда-нибудь бегали дистанцию в три километра с рекордом олимпийского чемпиона, да еще в нетрезвом виде? Можете не отвечать. И так, знаю, что нет! А это потому, что за вами никогда не гналась толпа разъяренных пьяных женщин с дубьем и серпами. Если бы гналась, я вам отвечаю, результаты у вас были бы весьма внушительные. Вот и наша троица, умело отрезанная от ворот озверевшими верующими, не раз получив дубиной по хребтине, все же оторвалась от женского кворума. Совершенно протрезвев, затерялась в сугробах леса.
– Ну, я же предупреждал! – отдышавшись, выдавил леший, шапку он где-то посеял при беге.
– Хреново предупреждал. Надо было качественно объяснить, чем пахнет. Ну размялись, теперь и домой пробираться можно.
– А выпивка как же?
– Все, Леха, выпивка завтра. Все равно Андрюха закусь выбросил, когда линяли, чтоб бежать было легче. А мы не алкаши, чтоб без закуси водку жрать.
– А если не проскочим? Ведь забьют как мамонта.
– Не дрейфь, Андрюха. Разведку так запросто за хобот не возьмешь.
– Ну, вы и отморозки, как ты, Саня, говорить любишь. Чтоб я еще с вами ночью за зеленым вином пошел, да не в жизнь! – пожаловался леший.
Им повезло. Ночное приключение закончилось в теремной комнате. Троица друзей в три глотки храпела, угревшись на лавках, источая убойный запах водочного перегара.
Морозное утро встречало ярким солнцем и безветренной погодой. Рядом со священной дубравой на площадке для празднеств народу собралось много, яблоку негде упасть. Монзырев окинул собравшихся взглядом.
«А народу-то с детворой не меньше трех тысяч присутствует, а то и поболее будет, – отметил про себя. – Где же волхв?»
На тропинке из дубравы показался Вестимир, одетый в овчинный кожух, волосы на голове перехвачены полотняной тесьмой, держал в руке зажженный факел. За ним следовал Осташ, в прошлом атаман разбойников, бубном отбивая такт ходьбы. Рядом Славка, приложив к губам свирель, наигрывал под бубен незатейливый напев. Троицу сопровождали еще восемь человек, в такт, довольно громко, напевно выкрикивая:
Подойдя к Монзыреву, находившемуся в центре образованного людьми огромного круга вместе с боярином Воистом, Галиной и Мишкой, стоявшими за ними, Вестимир поклонился поясно на четыре стороны света, для людей, для богов. Поклонился боярам и, получив ответный поклон, пошел посолонь вдоль приготовленного под кострище места, березовые и дубовые чурки в котором были сложены колодцем. Обойдя кострище, остановился. Все это время Осташ со Славкой сопровождали его. Отдав факел одному из служек, Вестимир снова пошел по кругу, подняв руки с открытыми ладонями к небу, громко произнес слова сакраментального обращения:
Тишина в округе стояла мертвая, все внемлили словам волхва, а тот, набирая силу в голосе, вещал:
Словно ледоход, прорвавший плотину, над площадью в синее небо, прямо к солнцу, устремился единый выкрик собравшихся:
Галина пошла по кругу людскому, беря горстью у шедшего рядом с ней Славки из короба зерно, бросала в стоящих стеной людей:
– Здравы будьте, люди добрые, от века до века, – приговаривала она, стараясь улыбнуться каждому.
– Тебе, боярыня, здоровья, мы любим тебя. Пусть Велес не обойдет близких твоих вниманием своим, – слышались пожелания в ответ.
Снова зазвучал ритм бубна, Вестимир подошел к Монзыреву, протянул факел.
– Николаич, не забыл, что сказать потребно?
– Обижаешь.
С факелом в руках Монзырев подошел к громаде кострища, повернувшись к народу, провозгласил:
– От огня Сварожича зажжем свой костер. Пусть во век горит, нам тепло дарит!
