– Да.
И она наклонилась поближе:
– Я щас обосрусь от страха.
– А по тебе не скажешь.
– Страх делает тебя осторожной, – пробормотала она, сводя и разводя руки. – Страх помогает выжить.
– Без сомнения.
– Эх, была бы здесь Скифр…
– Тебе больше нечему у нее учиться.
– Немного эльфьей магии нам бы не помешало. Так, на всякий случай.
– Ага, чтоб тебе славы не досталось? Нет уж.
И Бранд показал ей меч, сначала одну сторону, потом другую. Края клинка морозно взблескивали – еще бы, он с первым светом стал их надраивать.
– Не сомневайся.
– Не буду, – сказала она и пристегнула меч сбоку.
И протянула руку за топором.
– А ты почему сомневался? Тогда, на берегу?
Бранд задумался. Перебрал в уме весь этот долгий, странный год. Вспомнил тот день, песчаный берег и что на нем случилось.
– Я хотел творить добро.
И он крутанул топором. Лезвие, испещренное письменами на пяти языках, вспыхнуло.
– Однако если подумать, я просто дурак.
– Если б не сомневался, ты бы меня победил.
– Может быть.
Колючка просунула топор в петлю.
– Я бы провалила испытание, и Хуннан в жизни не дал бы мне второго шанса. Я бы не убила Эдвала. Меня бы не обвинили в убийстве. Я бы не поступила в ученицы к Скифр, не проплыла бы на корабле по Священной, не спасла бы Императрицу, и обо мне бы не пели песни.
– А меня бы взяли в поход, – сказал Бранд. – И я стал бы гордым воином Гетланда и делал то, что прикажет мастер Хуннан.
– А моя мать выдала бы меня замуж за какого-нибудь старого дурака, и я бы неправильно носила его ключ и отвратительно шила.
– И ты не вышла бы на поединок с Гром-гиль-Гормом.
– Нет. И мы бы… и между нами бы ничего не было.
Он долго смотрел ей в глаза:
– Я ни о чем не жалею.
– Я тоже.
И она его поцеловала. Последний поцелуй перед бурей. Мягкое прикосновение ее губ. Горячее дыхание в холоде утра.
– Колючка? – рядом стоял Колл. – Горм уже вышел.
Бранду хотелось заорать в голос, но он заставил себя улыбнуться.
– Быстрей начнешь, быстрей убьешь его.
Он вытащил меч Одды и принялся колотить рукоятью в Ральфов щит, и остальные сделали то же самое, и ударили в щиты, и грохот пошел по войску, и все закричали, зарычали, запели. Она, конечно, совсем не тот поединщик, которого бы они выбрали, но она вышла постоять за Гетланд.
И Колючка, гордо выпрямившись, шла сквозь грохочущий строй, и воины расступались перед ней, как земля перед плугом.
Шла биться насмерть с Крушителем Мечей.
Сталь
– Я тебя заждался, – сказал Гром-гиль-Горм своим певучим голосом.
Он сидел на высоком стуле, а по сторонам стояли на коленях его оруженосцы с мечом и щитом. Беловолосый улыбался Колючке, другой смотрел волком, словно сам собирался броситься в бой. А за ними, у восточного края площадки для поединка, выстроились двадцать ближних дружинников Горма. Там же стояла Матерь Исриун – глаза на худом лице горели злобой, ветер трепал волосы. Рядом мрачно переминалась с ноги на ногу Матерь Скейр. А за ними собрались сотни воинов. Темные их силуэты четко вырисовывались на фоне неба, в котором уже ярко светила поднявшаяся над Амоновым Зубом Матерь Солнце.
– Подумала – пусть еще немного поживет.
Конечно, она храбрилась. Рядом шли королева Лайтлин и отец Ярви. Следом – двадцать лучших воинов Гетланда. И вот она ступила на пятачок
