Когда поединщики заняли свои места, на равнину опустилась нездешняя тишина. Только ветер посвистывал в траве да птицы хрипло и громко перекликались в свинцовом небе. Тихонько позванивал доспех на нервно переминающихся с ноги на ногу воинах. Мать Исриун вышла на площадку и встала между ними:
– Вы готовы убивать? Вы готовы умереть? – И она подняла руку с гусиным пером. – Готовы ли вы предстать перед судом Единого Бога?
Горм высился над ней, как гора – широкий щит впереди, огромный меч наготове.
– Мать Война будет моим судьей, – прорычал он.
Колючка пригнулась и свирепо оскалилась.
– Плевать, кто там судья. – И она повернула голову и сплюнула. – Я готова.
– Тогда начинайте! – воскликнула Матерь Исриун и бросила перышко, и быстро убежала с площадки.
Перышко медленно-медленно падало, и сотни глаз с обеих сторон следили за ним. Порыв ветра подхватил его, оно запорхало. И падало, падало… Все затаили дыхание.
– Матерь Война, пусть она не умрет, Матерь Война, пусть она не умрет…
В тот миг, когда перышко коснулось травы, Колючка прыгнула. Она хорошо помнила уроки Скифр. Они вошли в ее плоть и кровь. Всегда нападай. Бей первая. И последняя. Нападай!
Шаг – и в лицо ей ударил ветер. Горм стоял неподвижно и смотрел. Второй – и она растоптала перышко на траве. Он все еще не двигался с места. Третий – и она налетела на него с боевым кличем, размахнулась топором Скифр, снизу ударила мечом, откованным из костей отца. А вот теперь он двинулся навстречу, и ее клинок столкнулся с его, а топор выбил щепы из его щита.
И в то же мгновение она поняла, что еще никогда не сражалась с человеком такой страшной силы. Она привыкла, что человек пятится, когда она бьет по щиту, привыкла, что, когда бьешь, противник отступает. Но бить по Гормову щиту было все равно что рубить старый дуб. А когда столкнулись их мечи, боль стрельнула от ладони до кончика носа, а зубы щелкнули.
Однако не в правилах Колючки тушеваться после достойного отпора.
Горм опрометчиво выставил левый сапог, и она припала к земле, пытаясь зацепить его бородой топора и повалить на спину. Но с ловкостью, какой не ожидаешь в такой махине, он отступил назад, закряхтел, занося огромный меч – и ударил, как скорпион хвостом. Она едва успела увернуться – тот просвистел под хитрым углом, щеку захолодило. Таким ударом можно перерубить все что угодно – щит, шлем, голову.
Но она изогнулась, выжидая, когда он откроется – а ведь он не может не открыться после такого удара! – но ничего подобного! Горм управлялся со своим чудовищным клинком аккуратно и четко, без гнева и пыла – прям как матушка с иголкой. И глаза у него оставались спокойными-спокойными – он прикидывал, выжидал, и дверь его щита так и не приоткрылась.
Итак, первая схватка окончилась вничью. Она отбежала на позицию – ждем другого удобного случая. Ждем, когда он все-таки откроется.
Медленно, осторожно Крушитель Мечей шагнул к центру площадки, глубоко уперев в грязь левую ногу.
– Так его! – выдохнул Ральф, когда Колючка бросилась на врага, осыпая его ударами. – Так его! – клинок загрохотал о Гормов щит, высекая щепы, Бранд сжал кулаки, ногти впились в ладони.
Он охнул, когда Колючка перекатилась, не попав под удар Гормова меча, сверкающей дугой свистнувшего мимо, шутя отбила жуткий удар и отскочила подальше, на безопасное расстояние. Она качалась и пошатывалась, словно пьяный, водя клинками туда и сюда, как это делала Скифр, и Горм внимательно следил за ней поверх щита, пытаясь отыскать закономерность в ее хаотичных движениях.
– А он осторожный, – прошипела королева Лайтлин.
– Мы сорвали с него броню пророчества, – проговорил отец Ярви. – И он боится ее.
Король Ванстерланда медленно шагнул вперед, вдавливая сапог в землю с такой силой, словно закладывал камень в основание монумента собственной славе. Он пребывал в неподвижности, Колючка же, напротив, непрестанно двигалась.
– Словно Матерь Море против Отче Тверди, – пробормотал Ральф.
– Матерь Море всегда побеждает, – сказала Лайтлин.
– Со временем, – тихо добавил отец Ярви.
Бранд морщился и искоса поглядывал на поединщиков – смотреть туда не было сил, и не было сил отвести глаза.
– Матерь Война, пусть она не умрет, Матерь Война, пусть она не умрет…
Гормов щит был как ворота цитадели – Колючка не пробилась бы сквозь эту преграду даже с тараном и двадцатью дружинниками. И обойти тоже не получалось. Никогда ей не приходилось видеть такого искусного обращения со щитом. Как быстро он закрывался, а прятался за ним еще быстрее! Но он держал его слишком высоко. С каждым осторожным шагом его левая ножища выдвигалась все дальше, все больше высовывалась из-под края щита – как неразумно, как неправильно… И каждый раз, когда она это видела, ей казалось – вот оно, уязвимое место в его защите.
Завлекательно. Очень завлекательно.
